Стоя на ступеньках, он щурился от солнечного света и предвкушал обед. На голодный желудок ему почему-то всегда скверно думалось. Бог весть почему, но — факт. А факт, как ты ни крути, вещь суровая. Безжалостная и неумолимая. Даже так, даже так…
— Все на месте, шеф, — вразнобой откликнулись подчиненные.
Глава 7
Тед Новак, вопреки своим же словам, позвонил в тот же день. Фома не стал ломать голову над такой удачей — судмедэксперт давно славился своей непредсказуемостью.
— Не наш случай, господин комиссар. Абсолютно чисто.
— Ладно, рассказывай.
— Судя по характеру повреждений, нашего покойничка сначала оглушили. Здорово чем-то приложили: на затылке шишка, величиной с куриное яйцо. Гематомы, судя по всему, не было. Похоже, били кулаком. Здоровенным таким кулачищем, — хмыкнул судмедэксперт. — Странно, однако…
— Что?
— Вы только не смейтесь, господин комиссар! Судя по силе удара, били осторожно. Я бы даже сказал — ласково. Звучит дико, понимаю… но стукни его неизвестный чуть посильнее, совсем чуть-чуть! — запросто бы прибил. Но нет.
Фома слушал, не перебивая. Лишь недоверчиво и задумчиво качал головой.
— У покойника под мышками синяки, аж черные. Держали так крепко, что даже отдельные пальцы отпечатались. Вы сами видели: покойник хотя и среднего роста и несколько истощен, однако мужчина не мелкий и жилистый. Приволокли его сюда уже мертвого. Господи, чуть не забыл! Когда он пришел в себя после удара — его угостили чаем с пирожными.
— И только?
— И только. Зато щедро. Вы не представляете, сколько их там утрамбовано — мне столько не съесть.
Фома нахмурился.
— Сначала бьют, потом сладким угощают. А потом он умирает. Сердце не выдержало хорошего угощения… хм!
— Угу, — сказал господин комиссар. — Еще вопрос: какие именно пирожные он ел? Они ведь не успели перевариться?
— Не успели, — подтвердил Новак. — Знаете, господин комиссар, я таких еще не видел — очень странные пирожные. Крохотные совсем, буквально, на два укуса. Бутончики из теста и крема, хех.
— Бутончики роз? — уточнил Фома. И, услышав подтверждение, сказал: — То есть покойник так жадно ел, что даже не пытался их разжевать. Торопился набить утробу — поскорей да побольше… пока не отобрали. Самоуверенность на грани глупости. Он явно не ожидал дурного. Ну, подумаешь, по голове шарахнули! Зато потом… — Фома покачал головой. — Тед, я не ослышался: анализ не показал ничего?
— Нет, не ослышались. Лишнего в его организме — ни-че-го.
— Идиотизм какой-то! Получается, сердце у бедолаги не выдержало случайного «праздника»? Такое слабое оказалось? Но ведь до этого еще никто не помирал оттого, что переел вкусных пирожных. Иначе все кафе и кондитерские периодически были бы завалены трупами — мужскими, женскими, детскими, а потом — все эти заведения дружно обанкротились бы, — фыркнул господин комиссар.
Судмедэксперт усмехнулся.
— Печень у него была слабовата. А сердце — хех, дай бог каждому. С таким сердцем, как правило, живут лет до восьмидесяти и дольше… и весьма неплохо живут. Если никто не помешает, конечно.
— Черт меня подери, — буркнул Фома.
Они помолчали немного.
— Странное дело. У него такая счастливая физиономия — будто перед смертью ангела увидел. Или бабу красивую и голую. А, может, обоих сразу, — задумчиво произнес Тед Новак.
— И они-то его, на пару, и того, угу.
— Скорее, от восторга он — того.
— Такие самодовольные типы от восторга не помирают, — вздохнул Фома. — Не те мозги, не тот характер. Я одного не понимаю: ну, помер и помер, труп его зачем сюда притащили? Труп бедняка с жадными, вечно несытыми, глазами — и в «Райские кущи»? Хм.
Судя по тону, судмедэксперт улыбнулся.
— Это уж вам разбираться, г-н комиссар. Хотя сомневаюсь, что позволят: большее, что можно вменить неизвестному «дарителю» — неоказание своевременной помощи.
А господин комиссар спросил:
— Время?
— Ел он в 17 часов, накануне. Как в бульварных романах пишут: время пить чай и умирать, хех! Прямо-таки, классика!
— Смерть наступила…
— …примерно, через полчаса. Если б ему еще раз так же ласково по голове долбанули да сюда бросили — жив бы остался. Быстро б очнулся, ночи-то сейчас холодные.
— Значит, абсолютно естественная смерть. Нет смысла затевать дело, — сказал Фома, буркнул «спасибо, Тед!», положил трубку и уставился в окно.
За тусклым, дано не мытым стеклом, сгущались сумерки. Изредка пулей проносился автомобиль, оставляя после себя длинный световой шлейф и «благоухание» бензина.