Кремовые розы для моей малютки

…и через полчаса появился на пороге величественного беломраморного особняка времен королевы Августы, расположенного посреди парка на фешенебельной окраине. Был здесь и пруд — совсем небольшой, но ухоженный, в его прозрачной воде резвились золотые рыбки. Подъездная дорожка была такой, что господину комиссару на минуту стало даже как-то неловко ее топтать. Статуи, поддерживающие портик над входом в здание клиники, смотрели оценивающе, с изумленным презрением — это кто сюда пришел, а-аа?

— И не таких арестовывали, — вполголоса произнес Фома и подмигнул беломраморным снобам. Полюбовался на блестящую медную табличку: «Доктор Кларенс Уиллоби. Клиника неврозов и пограничных состояний. Посторонним вход строго воспрещен, прием пациентов — исключительно по рекомендации, круглосуточно». А потом — с силой вдавил кнопку звонка и не отпускал ее минут пять. Вскоре за мутным, белесым стеклом началось движение, потом замаячила чья-то фигура, будто рассматривая незваного гостя, потом что-то громко щелкнуло — и, наконец, дверь распахнулась. На пороге возникло существо в белом халате. Зализанные волосы, жидкие и бесцветные, очки с большими диоптриями и папка… наверняка, с историей болезни. Только не картонная, а из телячьей кожи. «Ого!», подумал Фома.

— Добро пожаловать, господин комиссар, — узкие губы существа сложились в подобие улыбки. Оно слегка поклонилось и сделало приглашающий жест.

Они молча прошли бесконечный коридор, тонущий в полумраке. В конце его находился кабинет доктора Кларенса Уиллоби: стены цвета асфальта, черный потолок и стол из черного стекла, за которым в вольтеровском кресле восседал очень высокий, очень худой мужчина очень средних лет. Черный костюм «с алмазной искрой», черные глаза… Фоме так и хотелось продолжить ряд — «черные мысли», но это был бы уже перебор, «попахивающий» романчиками в стиле хоррор… просто нелепость. «И это светило психиатрии? Не то фокусник в цирке, не то гробовщик», подумал господин комиссар и нацепил улыбку — самую искреннюю из возможных. То есть глуповато-восторженную.

— Доктор Кларенс Уиллоби… рад, безумно рад! Находиться здесь, рядом с вами, большая честь! Я прочел некоторые ваши труды — они великолепны, нет… они потрясающи! Разумеется, похвалы от полицейского — не столь весомы и лестны, как от любого из ваших коллег… и все-таки. Примите мое почтение, доктор Уиллоби! Мне не хотелось бы отрывать вас от дел и занимать ваше драгоценное время попусту. Я все понимаю — конфиденциальность, корпоративная этика, честь мундира и прочее, — быстро, не давая хозяину кабинета опомниться и вставить хотя бы словечко, произнес Фома. — Понимаю, что вы заботитесь о своих пациентах, чьи секреты не должны покидать стены вашей поистине замечательной клиники.

По-своему опыту, господин комиссар знал — лести, как и денег, много не бывает. И продолжал заливаться соловьем. Улыбка не сходила с его лица.

Доктор Уиллоби слегка поклонился, по достоинству оценив столь неординарный подход человека из полиции. Весьма приятно, весьма. И неожиданно, да.

— Умоляю вас: помогите! В сложившейся непростой ситуации, только вы можете меня спасти! — Фома молитвенно сложил руки. — Только вы можете пролить свет истины на это темное, туманное дело. Вы и только вы, единственный в своем роде и во всем свете!

— Я, право же, не знаю, господин комиссар, — доктор Уиллоби, изрядно польщенный, улыбнулся и приосанился. На его бледных и впалых щеках появился слабый румянец. Перед восторгом и лестью нелегко устоять, особенно, когда они вами заслужены, да-с. — А… что вас интересует, господин комиссар? Надеюсь, вы не попросите истории болезни или (боже, упаси!) свидание с кем-либо из моих уважаемых пациентов?

— Никоим образом, — уверил его Фома. — Меня интересует малость, пустяк. Сущая безделица.

— Ну-у, если так… я весь внимание.

— Какие именно пирожные ела госпожа банкирша, Соня Голдвиг, в тот самый вечер?

— Хм, — только и вымолвил доктор Уиллоби, отводя глаза в сторону. Кажется, он ожидал совсем иного вопроса. — Хм-м!

Фома внимательно следил за его лицом.

— Кажется, я неверно сформулировал свой вопрос. Попробуем иначе. Среди пирожных, в тот вечер, были крохотные, из теста и крема, в виде бутонов? Они еще такие забавные: брызнешь на них шампанским или хорошим чаем — они тут же «распускаются». Сам не брал — дороговато, согласитесь. Но рекламу помню.

Доктор Уиллоби все еще колебался. Как будто из воздуха, в его правой руке возник тонкий золотой карандашик. Он кружился, вращался, сверкал — и от одного взгляда на него сознание будто обволакивала незримая липкая паутина, голову заполнял туман, он становился все гуще, а воздух в кабинете все плотнее. Господину комиссару неумолимо захотелось спать, спать, спать… и сию же минуту! Повалиться… да хоть на пол, сунуть кулак под голову и, отбросив дела и мысли, умиротворенно закрыть глаза. Спать, спааать, спаааааать! Фома, с усилием, подавил зевоту и, нащупав в кармане плаща значок — с силой, уколол палец. Сонливость тут же прошла, туман рассеялся, и господин комиссар заметно повеселел.