Читаем Крэнфорд полностью

Мы посмотрели на нее с восхищением, ошеломленные смелостью этой мысли, ибо мистер Муллинер внушал всем нам трепетное благоговение. Он, казалось, ни на миг не забывал, какую честь сделал Крэнфорду, снизойдя поселиться здесь. Мисс Дженкинс, твердо отстаивая достоинство своего пола, порой обращалась к нему как к равному, но даже мисс Дженкинс не была способна на большее. В самом веселом и милостивом расположении духа он походил на обиженного какаду. Говорил он ворчливо и односложно. Он всегда оставался в прихожей, как мы ни умоляли его не ждать нас, и тотчас делал оскорбленную физиономию из-за того, что мы задерживаем его там; мы же дрожащими руками старались побыстрее привести себя в презентабельный вид.

Когда мы поднимались по лестнице, мисс Пул дерзнула пошутить – обращаясь как будто бы к нам, она рассчитывала позабавить мистера Муллинера. Мы все улыбнулись, чтобы показать, насколько непринужденно мы себя чувствуем, и робко покосились на мистера Муллинера в поисках поддержки. Ни один мускул не дрогнул на этом деревянном лице, и мы тотчас перестали улыбаться.

Гостиная миссис Джеймисон выглядела очень уютно: заходящее солнце заливало ее своими лучами, а большое квадратное окно было обрамлено вьющимися растениями. Мебель была белой с золотом, и отнюдь не позднего стиля (стиля Людовика Четырнадцатого, как, если не ошибаюсь, его называют) со всеми этими раковинами и завитушками. О нет! Стулья и столы миссис Джеймисон не имели ни единой кривой линии, ни единого изгиба. Ножки столов и стульев сужались книзу, но были строго четырехугольными. Стулья были расставлены в один ряд вдоль стены, кроме пяти, выстроенных правильным полукругом у камина. Спинки их украшали белые поперечины с золочеными шишечками. Ни поперечины, ни шишечки не располагали сидящего к непринужденной позе. Лакированный столик был посвящен литературе – на нем покоились Библия, «Книга пэров» и молитвенник. Еще один, квадратный столик был отведен под изящные искусства, и на нем нашли приют калейдоскоп, карточки для игры в разговоры, карты-головоломки (нанизанные на выцветшую атласную ленту, которая в свое время была розовой) и шкатулка, старательно расписанная по образцу чайных ящичков. Карло лежал на вышитом коврике и неучтиво залаял, когда мы вошли. Миссис Джеймисон встала, одарила каждую из нас вялой улыбкой и беспомощно поглядела мимо нас на мистера Муллинера, словно надеясь, что он нас усадит, – если же нет, то у нее для этого сил не найдется. А он, вероятно, полагал, что мы и сами отыщем дорогу к полукругу стульев у камина – полукруг этот, уж не знаю почему, привел мне на память Стоунхендж. Леди Гленмайр пришла на помощь нашей хозяйке, и впервые в доме миссис Джеймисон нас усадили уютно, а не кое-как. Леди Гленмайр, когда теперь наконец мы смогли поглядеть на нее, оказалась живой низенькой женщиной средних лет – в юности она, несомненно, была очень хорошенькой и все еще сохраняла миловидность. Я заметила, что первые пять минут мисс Пул посвятила разглядыванию ее платья, и полагаюсь на суждение, которое услышала от нее на другой день:

– Душечка! Все, что на ней было, не стоило и десяти фунтов – даже вместе с кружевом.

Мысль о том, что и вдова барона может еле сводить концы с концами, была не лишена приятности и отчасти примирила нас с тем, что ее супруг никогда не заседал в палате лордов: ведь когда мы впервые услышали об этом, нами овладело такое чувство, будто у нас обманом выманили наше уважение – вроде бы лорд и все-таки не лорд.

Вначале мы все хранили почти нерушимое молчание. Мы размышляли, какую тему избрать, какая беседа будет достаточно возвышенна, чтобы оказаться достойной внимания ее милости. Недавно подорожал сахар, а так как приближалась пора варки варенья, эта новость волновала все наши хозяйственные сердца и стала бы естественным предметом разговора, если бы рядом не было леди Гленмайр. Но мы не были уверены, ест ли титулованная знать варенье, и тем более – осведомлена ли эта знать о том, как оно варится. Наконец мисс Пул, наделенная немалым мужеством и savoir faire[13], обратилась к леди Гленмайр, которая, по-видимому, тоже не знала, как прервать затянувшееся молчание, со следующим вопросом.

– Давно ли ваша милость изволили быть при дворе? – осведомилась она и обвела нас немного смущенным, но торжествующим взглядом, словно говоря: «Видите, как тонко я выбрала тему, подобающую рангу этой приезжей».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор
Ад
Ад

Анри Барбюс (1873–1935) — известный французский писатель, лауреат престижной французской литературной Гонкуровской премии.Роман «Ад», опубликованный в 1908 году, является его первым романом. Он до сих пор не был переведён на русский язык, хотя его перевели на многие языки.Выйдя в свет этот роман имел большой успех у читателей Франции, и до настоящего времени продолжает там регулярно переиздаваться.Роману более, чем сто лет, однако он включает в себя многие самые животрепещущие и злободневные человеческие проблемы, существующие и сейчас.В романе представлены все главные события и стороны человеческой жизни: рождение, смерть, любовь в её различных проявлениях, творчество, размышления научные и философские о сути жизни и мироздания, благородство и низость, слабости человеческие.Роман отличает предельный натурализм в описании многих эпизодов, прежде всего любовных.Главный герой считает, что вокруг человека — непостижимый безумный мир, полный противоречий на всех его уровнях: от самого простого житейского до возвышенного интеллектуального с размышлениями о вопросах мироздания.По его мнению, окружающий нас реальный мир есть мираж, галлюцинация. Человек в этом мире — Ничто. Это означает, что он должен быть сосредоточен только на самом себе, ибо всё существует только в нём самом.

Анри Барбюс

Классическая проза