Крепче цепей

Он ждал чего-то, но Марим не понимала чего. Наконец она сдалась и стала смотреть на игру. Болельщики завыли, когда спортсменка, так ловко убравшая с дороги противника, поразила круг в чужих воротах вытянутой, сжатой в кулак рукой.

Аркад, когда Марим взглянула на него снова, непринужденно раскинулся на стуле, беседуя с кружком флотских офицеров, которые, судя по всему, его знали.

«Не иначе как по ихней Академии», — подумала Марим, глядя на Аркада с удвоенным интересом. Она ни разу еще не видела его в кругу друзей, и просто удивительно, как он напомнил ей Маркхема, хотя между ними не было даже отдаленного сходства.

Ей захотелось это обсудить, но Жаим куда-то делся. Привстав на цыпочки, она увидела его за спиной у Аркада — стоит как статуя, образцовый телохранитель.

Вийя тоже исчезла — но миг спустя ее тихий голос сказал у Марим за плечом:

— Пошли отсюда.

Всю обратную дорогу Марим держала язык за зубами и только дома выпалила:

— Ну что?

Вийя обернулась к ней без улыбки, с предостережением, но Марим, обезумев от неудовлетворенного любопытства, завопила чуть ли не в голос:

— Если ты не скажешь, чего хотел Аркад, я...

Вийя, выждав до жути долгий момент, повела плечами.

— Бежать. Он предлагал мне все, что я захочу, если я заберу его с этой станции и доставлю на Геенну.

Марим выпустила воздух, как дырявые кузнечные мехи.

— Чтоб он провалился, этот логосов датчик. Ты хоть представляешь, какие деньги мы теряем? Мы, конечно, не такие идиоты, чтобы лететь на Геенну, но...

Вийя ушла к себе в комнату и закрыла дверь.

Марим повернулась лицом к стене и стала медленно бить по ней кулаком, пока не уперлась лбом в холодный дипласт. Вот и разберись, у кого мозги набекрень: у чистюль или у должарианцев.

«Одни других стоят», — решила Марим. Ну что ж, ничего не поделаешь. Может, Озип еще свободен. Это единственный способ не думать о том, чего не можешь изменить.

13

— Я научился скептицизму у вас, панархистов, — сказал Анарис. — Я испытал весь спектр страстей, понял, что ярость не всегда может служить оправданием, — и научился смеяться.

— И все же? — отозвался Панарх.

— И все же остаются две концепции, вызывающие у меня интерес, но не имеющие для меня смысла. Первая — это ваш обычай вступать в брак.

— Это довольно просто объяснить. Этот обычай у нас остался от Утерянной Земли. Он позволяет семьям, желающим этого, продолжать себя и в материальном, и в генетическом отношении. И стабилизирует структуру общества.

— Но вы нарушили условности, когда сами вступили в брак: ваша жена происходила из скромной семьи, которая, согласно имеющимся записям, так и не вошла в круг ваших общественных связей. Вы ведь клянетесь соблюдать моногамию, когда женитесь?

— Да. И меняемся кольцами. И то, и другое — очень древние обряды Утерянной Зелгли. — Геласаар поднял руки — на безымянном пальце каждой остались розовые полоски: одна от обручального кольца, другая от перстня Панарха.

— Фактически ваш брак был заключен не ради блага общества.

— Верно. Я заключил его ради себя самого.

— Зачем тогда брак, если он не улучшает общественную инфраструктуру? Почему просто не жить вместе, как делается во всех слоях вашего общества?

Панарх поразмыслили сказал:

— Если бы ты знал Илару, то не спрашивал бы. Ты занимался этим вопросом — критиковал ли кто-нибудь мой выбор Кириархеи?

— Нет. — Дираж'у лежал неподвижно в руках Анариса. Панарх склонил голову.

— Я женился не только ради своего удовольствия. Я надеялся, что доля ее блеска перейдет к нашему потомству.

— И что же?

— В старшем сыне от нее не было ничего — он целиком пошел в моего деда. Средний унаследовал мою замкнутость — от Илары он взял только юмор и чувство прекрасного. А вот в Брендоне, который даже не знал ее по-настоящему, совместились лучшие черты нас обоих.

* * *

Чуть слышно прошуршав шелковыми юбками, Ваннис облокотилась на балюстраду на фоне звездного неба. По обе стороны от нее волны с белыми гребнями переливались через невидимый край, исчезая в бесконечной пустоте внизу. Казалось, что комната выходит прямо в космос; круглая черная софа, утопленная в пол между двумя водными потоками, и тианьги, создающие соленый бриз, вызывали иллюзию лодки, плывущей под звездами на краю плоского мира древних. Ваннис с мимолетным удовольствием отметила, как удачно она выбрала платье: звездный свет струился по серебряному шитью на плече, запястьях и подоле.

Укрепившись духом, она обратила взор вниз, где сидели остальные, и стала слушать.

Могло показаться, что это всего лишь обед для друзей, но Тау Шривашти никого не приглашал к себе просто так, без цели. И то, что они собирались в центральном салоне яхты, где обычно бывали только самые близкие Тау люди, подчеркивало важность встречи: только здесь он мог быть уверен, что его не подслушает никто, даже собственный персонал.

— Мне почти нечего сказать о его визите, — мягким хрипловатым голосом сказал Тау. — Эренарх — интригующий молодой человек. Он, право же, очень мил. Напоминает манерами свою мать — и очень ловко владеет руками.