Крепитесь, други!

– А скажите, вы умеете плясать, как таборные цыганки, как Ляля Черная? Бить плечами, стоя на коленях и отклоняясь назад до полу? По большому счету, это самое зажигательное в цыганской пляске. Умеете? Или уже нет? Вы московская цыганка?

– Так? – она мелко потрясла плечами, и цепочки ее всколыхнулись, зазвенев.

– Браво! А гадать можете?

Она повернулась к Толику.

– Твой друг опасно любопытен. Погадать ему?

– Сначала мне, – усмехнулся тот.

На ее смуглом лице проступила серьезность.

– Не боишься?

Толик замешкался, но отступать было поздно, сам напросился. Он открыл обе ладони.

– Правую, левую?

– Сначала ручку позолоти, касатик. Без денег пустой обман, – она заговорила певучим распевом цыганской гадалки.

Толик достал десять тысяч, сущие пустяки по курсу 1997 года. Она взяла его левую руку и внимательно склонилась над нею. Толик напрягся. Видно было, что он не прочь отшутиться, дать обратный ход, но она уже "работала".

– Хочешь верь, мой золотой, хочешь не верь, тебя ожидает огромное богатство, – в ее голосе звучало неподдельный цыганский зачин. – Будешь ворочать большими деньгами, мой драгоценный, люди станут уважать тебя. Но прежде пройдешь через лихое испытание.

– Какое еще испытание? Когда?

– Скоро.

– Лучше не надо, – помотал он головой, посерьезнев.

– От судьбы не уйдешь, мой яхонтовый. Людям не доверяй, на себя полагайся. Все.

Наступило молчание. Мужчины подняли тост за ее здоровье. Толик поцеловал смуглую тонкую кисть девушки с тремя перстнями на пальцах. Потом мечтательно вздохнул.

– Чтобы сошлось по-твоему, мне нужен начальный капитал. Эх, бы я развернулся! У меня руки чешутся за собственное дело взяться!

– Какое дело? – пожал плечами Виктор. – Все давно схвачено. Другие управились раньше нас.

– Ты просто не в курсе, Витька. Именно сейчас пошла вторая волна, скопидомы-трудяги, черная кость. Это тебе не торгаши чужими шмотками, их не купишь-не продашь и никогда не разоришь. Потому что они начинают с нуля и сами, слышь, сами созидают все под себя. По кирпичику. Корневые мужики. А дел навалом, работай знай. В свое место можно встроиться в любой момент, было бы желание. И деньги для начала.

– Возьми кредит в банке.

– Если бы я знал, чем буду заниматься, то да, взял бы. Но я устроен так, что думаю и начинаю от денег, как танцор от печки. Никак не раньше.

Девушке стало скучно.

– Позолоти ручку, мой желанный, – повернулась она к Виктору.

Виктор тоже был не рад собственной затее, но делать нечего, пришлось подвергнуться. Он взглянул на Толика. Вторая купюра легла на стол. Свесив черные пряди, Зора склонилась над его ладонью и едва заметно вздрогнула.

– Сложная кривая судьба… Это рука преступника.

Виктор потемнел. Зора продолжала.

– Слушай внимательно. Как у великого таланта, у тебя гордая и безжалостная душа, драгоценный мой. Словно ястреб, ты способен взлететь выше всех, и, подобно ему же, брызнуть по ветру горсткой перьев. Очень, очень дерзкая рука, а судьба… вся в твоей душе.

Она с облегчением оттолкнула от себя крепкую ладонь Виктора.

Тот молчал. Зора обратилась к своему кавалеру.

– Я хочу танцевать.

Толик увлек девушку в танцевальный круг и долго водил медленными шагами, поглядывая в ту сторону. Он видел, как Виктор, словно взъерошенный боевой петух, понемногу успокоился, налил и выпил водки, как встал, приветствуя Вениамина.

– Пойдем отсюда, – попросила Зора.

– Скоро пойдем, – согласился он, продолжая наблюдать.

Беседа за столом была горячей, объяснение шло начистоту.

Толику всегда претили сильные страсти; он еще не придумал, как половчее вывернуться из острых обстоятельств, как вдруг Виктор, размахнувшись, ударил Веньку в челюсть. Тот грохнулся вместе со стулом, а Селезнев, размашисто шагая между столиками, скрылся за дверью.

Зал обернулся в их сторону. Толик замер на месте.

– Ну, погоди, – отряхиваясь одной рукой, шипел Венька, держась другою за скулу. – Духу твоего в театре не будет. Всё, всё.

Валентине Королёвой в этом году исполнилось тридцать четыре года.

Высокая, статная, с золотистой волной волос, кудряво прикрывавших широкий лоб, она выделялась в любом кругу царственной осанкой и особенной властностью серых, чуть удлиненных глаз под высокими бровями. Три года назад Валентина защитила великолепную кандидатскую диссертацию и возглавила отдел в институте, обойдя свою наставницу, добросовестнейшую Екатерину Дмитриевну.

Та уже давным-давно отработала мелкую доморощенную научную работу и с тех пор числилась и.о. завотдела. Числилась, числилась, да так и не воцарилась в кабинете на законных основаниях даже накануне пенсии, когда, по обычаю, дирекция либо прибавляет жалование кадровым сотрудникам, либо предлагает повышение.

Денег на это уже не было, финансирование института таяло стремительнее весеннего снега.