Крепитесь, други!

Сама Агнесса верующей себя не считала, не ходила в церковь и ничего не просила у Бога. Но быть матерью больного ребенка и не веровать совсем — невозможно, к тому же краткий опыт религиозного просветления у нее был.

Это случилось в прошлом году в такие же мокрень и грипп. Горячая, простуженная, Агнесса сидела на постели и сквозь болезненный туман едва внимала историческому телевизионному рассказу об иконе Владимирской Божьей Матери. В пятнадцатом веке, во время нашествия икону привезли в осажденную Москву. Навстречу ей вышел весь московский люд; на улицах был отслужен молебен. После этого на следующий день без видимых причин татарский хан отвел войска из-под самых стен и удалился. Сейчас, правда, считается, что это был не хан, а казак из Орды, то есть, войска, и что никакого татарского нашествия на Руси вообще не было, так, обычные военные разборки и полевые командиры, иначе почему бы татарам бояться чужой иконы? Но тогда Москва была спасена. Агнесса смотрела и слушала будто в забытьи, как вдруг в душе, подобно первому, еле слышному, движению ребенка во чреве, шевельнулся светлый завиток. Обратившись во внутренний слух, Агнесса принялась бережно выращивать в себе этот слабенький росточек. Больше, больше. Наконец, заиграли переливами лучи, сноп света озарил каждый закоулочек. И странно. Не было ни умиления, ни упования, но лишь радость и приобщение, словно там и не хотели ни самоумаления, ни коленопреклонения, но лишь возрастания человека до их светлоты. Болезнь ослабла.

Под зонтиком от зимнего дождя Агнесса поднялась по Пречистенке.

Старинная улица была неширока и малолюдна, чего не скажешь о машинах, мчащихся от Лужников и Новодевичьего монастыря напрямую к центру. Других звуков, кроме влажных автомобильно-дорожных, вокруг не было. Вдоль тротуаров струились ручьи, их сильное течение бурлило вокруг ног, когда приходилось пробираться через переулок, из водосточных изгибов крыш вдоль фасадов всех особняков, которыми была богата улица, на головы пешеходов также рушились потоки воды. Чистый переулок был залит водой более, чем любой из встреченных, поэтому обходить его пришлось широким окольным ходом.

Наконец, Агнесса прошла вдоль невысокой зеленой ограды с желтыми шишечками и свернула во двор к строениям, выкрашенным в нежный светло-розовый цвет.

За оградой царила тишина. Словно и не было вокруг городского шума, гудящей автомагистрали. Здесь покойно стояли темные ели, вдоль расчищенных дорожек лежал влажный белый снег, над дверьми красиво нависали чугунные козырьки с витыми украшениями.

Потянув на себя неширокую, мокрую от непогоды, деревянную дверь, Агнесса оказалась внутри приземистого здания. Внутри него стояла такая же тишина. Над головой плавными тонкими гранями сходились к вершине низкие закругленные своды, в небольшие окна лился неяркий свет зимнего дня. Она вдруг ощутила всю суетность своей затеи. Бородатый служитель в черном, из простых, надзирающий за порядком, показал ей дверь священника-администратора в одном из боковых проходов.

Из кабинета доносились голоса. Следовало обождать.

В тесноватом коридорчике Агнесса была не одна. Сюда выходила и другая дверь, возле которой висела табличка: «К преподобному не толпитесь, размещайтесь на стульях в передней.» Несколько священников в черном облачении с крестами на груди ожидали (толпились стоя) в почтительном молчании. Это были мужчины солидного возраста, с бородами, давно побитыми сединой. Среди них выделялся красивый, совсем не старый, грузин с огненными черными глазами, свежим лицом и тоже сединой в смоляной кудрявой бороде, но, как бывает у южан, лишь украшавшей его мужественную внешность. Они оказались совсем близко, и он невольно скользнул взглядом по фигуре Агнессы.

Но тут из «ее» двери вышел молодой человек в сутане, и она перешагнула порог.

Кабинет был обширен. Ей показалось, что его теплое сумрачное пространство не было «обставлено», но было «обжито». За стеклами шкафов поблескивали золотые книжные переплеты, на большом «толстовском» столе с оградкой и зеленой настольной лампой было опрятно и строго. Суховатый, светло-приветливый человек, отец Владимир, приподнялся навстречу, предложил сесть напротив него, устремил на нее внимательные глаза. Волнение улеглось. Просто и толково она развернула перед ним свое коммерческое предложение, подала составленную накануне и набранную на компьютере «Записку…» о том же, и медиа-план с расценками, объемами и сроками. С учтивостью, подобающей месту, поинтересовалась службой «Связи с общественностью» в условиях Патриархии, и выслушала серьезные, чуть-чуть иронические, ответы.

Наконец, беседа окончилась. Отец Владимир поднялся, сделал шаг навстречу ей и двери.

— Я доложу по начальству, — с мимолетной улыбкой сказал он, как бы расставляя точки над чисто-коммерческими переговорами.

— А я, с вашего разрешения, перезвоню вам через неделю, — простилась она.