Крепкая семья (СИ)

  Людке Мичуриной было уже за сорок, но никто не думал называть ее по имени-отчеству, Людка - и все. По традиции, сложившейся в рабочих поселках средней полосы России, жители звали друг друга незамысловато - Надька, Валька, Нинка, вне зависимости от возраста - и в пять лет и в пятьдесят. Поселок Иваньково, где родилась и всю жизнь прожила Людка, не являлся исключением. Для непривычного уха звучало грубовато, но по-другому не получалось.

  Правда, имелось несколько исключений - по заслугам и полу.

  Среди женщин в первую очередь особо отличали учителей местной средней школы номер сорок четыре - старых, из советской еще когорты преподавательниц, тех самых "строгих, но справедливых". Они вырастили и выучили не одно поколение поселковских, жили здесь же и отличались безупречным поведением.

  Их считали немножко лучше других и называли по имени-отчеству: Анисья Абрамовна, Мария Григорьевна, Нина Александровна, но на "ты". Судьба была к ним не менее жестока, чем к остальным. У одной муж как-то в подпитии попал под автобус, сын пошел по его стопам. У другой муж был директор школы, но скончался раньше времени - от военных ран. У третьей муж не скончался и не пил, но гулял безбожно, от чего она потом сошла с ума и ходила по поселку растрепанная.

  Отработав по двадцать пять лет на одном месте, они в течении пары лет одна за одной дружно ушли на пенсию по выслуге. Новых, молодых, пришедших на их место "училок" не уважали, звали, как всех - по-панибратски.

  Пенсионерок из "простых смертных" называли по отчеству - Кузьминична или Петровна, если они вели трудовой образ жизни и не были замечены в дружбе с зеленым змием. С теми же, кто и в солидном возрасте соблюдал извечную русскую традицию поднимать настроение выпивкой, не церемонились.

  - Анька Тякунова вчерась шла, шатамшись, и упадла, - сообщалось в разговоре на лавочке. Именно "упадла", как бы соединив два смысла в одном слове. - Откуда только деньги на самогонку берет? Когда тверезая, все плачется - пенсии на еду не хватает.

  Имелось еще одно исключение. В единственном числе, в лице главной бухгалтерши местного мини-завода Людмилы Ивановны Бубенцовой. Поскольку она была пришлой, из города, немногие знали ее имени-отчества, да не очень-то желали знаь. У Бубенцовой не получилось влиться в местное сообщество, завести друзей на новом месте - то ли из высокомерия от собственной должности, то ли по закрытости характера. Держалась обособленно: на лавочке возле дома не сидела, с соседями сплетни не перетирала, обсуждением мимопроходящих не занималась.

  Ее не любили. Не за что-то конкретно, а вообще. Чужачка, вдобавок гордячка. Когда она выходила по вечерам гулять с собакой - грудастой, черной как черт овчаркой по кличке Буран, вслед шелестом неслось ее дворовое прозвище "главбушка". Только ее непосредственная заместительница Антонина, женщина предпенсионного возраста, называла начальницу по имени-отчеству. Скороговоркой, одним словом - "людмиливанна". Особого почтения в нем не чувствовалось, но звучало прилично.

  С мужчинами тем более не церемонились, кроме как Витька, Петька, Ванька их не называли. Появление лысины, живота или внуков не считалось достойным поводом изменить обращение.

  Особой почести именоваться по имени-отчеству удостаивались те счастливчики, которые умудрились дожить до пенсии. То есть прошли невредимыми сквозь жизненные тернии, как в сказке - через огонь, воду и медные трубы. В Иванькове это означало - не спиться, не погибнуть от несчастного случая на производстве, не утонуть пьяным в пруду и прочее. Таких было наперечет.

  К мужчинам, находящимся в звании пенсионеров, следовало прибавить одну категорию, помоложе возрастом. Сюда входили узкие специалисты, к которым частенько обращались с личными просьбами - починить протекший кран или помочь с ремонтом машины. Их называли или по имени с предваряющим словом "дядя", или - верх уважения - только по отчеству.

  Негативное исключение из правил для мужчин составляла самая малочисленная группа жителей поселка, в которую входили отъявленные пьяницы, чудом достигшие шестидесятилетия. Их, не скрывая презрения, называли по имени-фамилии, как шкодливых детишек, будто подчеркивая - именно такой-то "до пенсии дожил, а ума не нажил".

  - Генка Шишков сегодня опять под забором ночевал, - сообщала местная собирательница новостей и сплетен пенсионерка Фролна - сокращенное от "Валентина Фроловна". А мужику тому шестьдесят три стукнуло. Да, видно, ему - пьянице, буяну и самодуру вовек от клички "Генка" не избавиться. Впрочем, по собственной вине.

  Но вернемся к нашей героине. Людка не подходила ни под одно из условий вежливого обращения. Она не работала в школе, не была главным бухгалтером на предприятии и до пенсии трудиться оставалось лет пятнадцать. А так как собственная мать тоже участвовала во всеобщем заговоре и любовно говорила ей, например: "Людк, спустись, я тебе клубники набрала", то обижаться не имело смысла.