– А вот в мелочах как раз самая красота и скрывается. Мелочи – основа нашего бизнеса, ты учти.
– И что теперь будет?
– Кто строит дорогу, тот и дворец бы поднял легко, понимаешь? ВИП-гостиница на скоростной трассе – то, что нужно для нашего города. Для поднятия имиджа.
– При чем тут министр культуры?
– Иван Сергеевич, не валяй дурака, включи мозги, проект серьезный, за него много копий поломано. Дворец пока мало кого волнует, так скажем. Ставки меняются, не до ВИП-гостиницы покуда. Сечешь?
– Честно? Нет.
– Маничкин оклемался, но станут ли его поддерживать в министерстве? Вопрос: кто-то у него помимо министерских есть в Москве, и крепко сидящий и высоко? Я даже подозреваю, откуда ветер дует. Так что лучше тебе пока в деревне посидеть. Прокурор мне уже звонил, Маничкин уверен, что ты по нему стрелял.
– Бред, Степан Анатольевич, вы же знаете.
– Я – знаю, Маничкин – знать не хочет. Он с цепи сорвался, строит планы мести. Ему ваше ОАО поперек горла. Любыми способами ему надо вас очернить. Он это умеет. Хорошо, перезимуешь, а мы тем временем всё вернем на свои места.
Бортников уже построил схему, уже верил в нее, он умел выжидать.
– Дело на меня он завести не сможет.
– Ославит на весь город, а нет тебя – славить некого. В Василёве дом зимний?
– Вполне. Буду книгу писать – когда еще случится, и грант у меня есть по писцовым книгам – три тысячи в месяц, перезимую. Картошка посажена, только не копана пока.
– Помнишь, мы как-то говорили о подарочном альбоме, по материалам раскопа под мой дом?
– Вы сами же тогда эту идею похоронили.
– Теперь пора к ней вернуться. Пиши альбом, я тебе выдам аванс тридцать тысяч. Осилишь?
– Он в компьютере, почти готов.
– Бери. – Бортников достал деньги из кармана, отсчитал, протянул Мальцову. – Фотографии, смету потом представишь Николаю. Буду дарить гостям как представительский.
– Деньги Нине отдайте – она теперь всем рулит, она и смету представит.
– Отказываешься?
– Нет, моя работа сделана, остались технические вопросы.
Бортников сгреб отодвинутые Мальцовым деньги.
– Ты и упрям, Иван Сергеевич, обижаешь.
– И не думаю. Как насчет общества? Надо труды экспедиции печатать, пока не поздно.
– Идею я не оставил, не думай. Повременим немного. Ладно, как хочешь, я не в обиде. Не могу почему-то на тебя обижаться, Мальцов. Надо еще чего?
– Мне бы уазик и шофера, вывезти барахло.
– Не проблема. Николай организует. – Бортников уже тянул руку, прощаться.
– Степан Анатольевич, честно и между нами: кто стрелял?
– Уверенности нет, но доложили, что Пал Палыч на охоту с каким-то человечком приезжал, хотя к домику один с шофером подъехал. Значит, по пути ссадил? Язык не распускай, однако.
– Выходит, из-за дворца?
– Там большая была комбинация, но жизнь, – Степан Анатольевич ухмыльнулся, – рокировочку предложила. Говорят, в шахматы хорошо играешь?
– Играю.
– Сыграем как-нибудь, это я люблю. Но без поблажек!
– Согласен, без поблажек!
Всё решилось, но в голове не укладывалось, зачем Бортников сдал ему Пал Палыча. Со стороны казалось, что они из одной команды. Степан Анатольевич явно знал больше того, что рассказал.
…Он ехал в Василёво. Чувство гадливости к миру, брошенному решительно и бесповоротно, овладевало им, и это было очень страшно. Разговор с тещей… Плевать хотел… Не получилось плюнуть, не оставляло, жгло. Если ребенок не его – чей? Заскрежетал зубами, отвернулся к окошку. В какой же грязи он вывалялся! Руки зачесались, словно покрылись несмываемой коростой. Он спрятал их в карманы, втянул шею в воротник.
Деревья по обочинам горели красным, оранжевым и желтым. Он ехал в бабье лето, любимую пору, старался думать о грибах, что хорошо бы успеть их насолить, о картошке, о луке и чесноке, о тыквах, разросшихся на компостной куче, о зиме и книге. Смотрел в окно, но наплывающие знакомые пейзажи казались сродни мыслям, что возвращались к нему, не отпускали. Он задышал тяжело, как загнанный, сдержался, не заплакал, хотя так хотелось. Случайно, как к раскаленным угольям, прикоснулся к высокой и опасной игре. Послужил в ней пешкой, которую чудом не разменяли ради сиюминутного преимущества. На этой жестокой доске не щадили людей, на ней игрой правили шальные деньги. Вышел живым, но где-то внутри под сердцем обожженное место саднило. Мальцов несколько раз вздохнул глубоко и выпустил воздух скупыми порциями через нос, как советует китайская дыхательная гимнастика. Немного полегчало, но во рту поселился горький привкус желчи. Он смотрел на бегущую навстречу дорогу, почти не замечая ее.
– Что загрустили? – услышал вопрос водителя.
– А-а, о своем.
– Понятно, что не о чужом. Радоваться надо – отпуск, грибы. Я б сейчас погулял, только Бортников хрен отпустит, в охотхозяйстве делов море. Я ведь видел секача, которого вы завалили, знатный. С одной пули. Голову на трофей Гришкину отдали делать?
– Трофеев не держу. Не люблю трофеи, понял?
Водитель хмыкнул и обиженно замолчал. Так и доехали молча.