Читаем Крепость полностью

Теперь явно вижу: Это были скорее три бомбы – и две из них легли прямо на дорогу между машин. Мощь, которую с трудом можно вообразить. Они классически сделали этот налет: Одну фугасную бомбу сбросили точно на дорогу и тут же полили все огнем из пулеметов, а затем осколочные бомбы с низкой высоты прямо в середину столпотворения.

Горит повсюду. Мы медленно движемся сквозь густой, жирный чад.

Ощупываю локоть. Там может быть сильное кровоизлияние. Если бы только не эти адские бо-ли!

Когда чад, наконец, становится меньше, приказываю «кучеру» принять резко вправо и остано-виться. Теперь пришел конец моим наблюдениям с крыши. Совсем никакой надежды, что я снова туда заберусь. Гимнастические упражнения такого вида больше не для меня.

А потому, Бартль должен отправиться наверх, а я только могу надеяться, что он будет насторо-же и будет предельно аккуратно наблюдать за обстановкой: Мы теперь снова одни.

С моим сидением в кабине тоже проблема: Я больше лежу, чем сижу – скручиваюсь вверх и еще косо направо, иначе не выдержу. А сейчас еще и тошнить начинает! Не хватало еще, чтобы заблевать весь «ковчег».

Глаза закрыть и сконцентрироваться на себе: Это должно помочь...

Вся моя левая сторона словно онемела – и все же: Мы можем сказать, что мы, втроем, хорошо отделались и что, кроме того, даже наш «ковчег» все еще едет.

Этот сраный конвой! Всегда когда мы едем в конвое, то получаем по полной. Двигаясь в оди-ночку, нам всегда все удавалось. Мне надо было бы приказать остановиться, симулировать по-вреждение двигателя и остаться позади. Но там был обстрел со стороны партизан Maquis. Нуж-но было суметь оказаться в одно и тоже время и в одиночестве и в безопасности множества: Квадратура круга!

Жаль, что нет кадров моего воздушного акробатического номера: В скоростной кинокамере он должен был бы выглядеть чертовски красиво.

Все протекло в таком нелепом и странном темпе, что даже точно не знаю, составил ли я все бы-стрые картины в правильном порядке. Таким вот образом, наверное, и Роммеля накрыло! я еще размышляю, но затем лишь фрагменты мыслей проходят через мозг и какие-то бессмысленные обрывки слов.

Мои часы! Что за свинство! Кожаный ремешок разорван. Наверное, его можно отремонтиро-вать...

То, что не накрыло «ковчег», этого никак не могу понять. Всего лишь перекосило ветровое стекло – кому сказать...

Заставляю себя собраться и держать глаза открытыми. Окружающая нас местность мне совсем не нравится: лес, аллеи, кустарник – куда ни кинь взгляд везде заросли.

Такое ощущение, что нахожусь в фантастическом мире. На доли секунды вид ландшафта рас-плывается сквозь выгнутое стекло, напоминая серое пюре. Затем снова несколько резко очер-ченных картин появляются как комки в этом пюре.

Прилетели ли те самолеты-штурмовики прямо из Англии – или теперь они уже взлетают с по-левых аэродромов здесь, во Франции?

Я-то думал уже, что мы были почти в полной безопасности... Да не тут-то было!

Боль в левом локте возрастает все больше и теперь доводит меня до слез.

- Довольно трудно будет теперь перезаряжать оружие, – говорю при следующем остановке Бартлю. И добавляю еще: – Оттяните-ка мне затвор.

Ну а уж снять оружие с предохранителя – я это смогу при необходимости сделать и пальцами левой руки. – И знаете что, лучше снимите-ка мне оружие и с предохранителя тоже.

Я, конечно же, понимаю: Это крайне рискованно. Теперь я должен буду обращаться с моим автоматом как с только что снесенным яйцом. Лучше держать его стволом вниз! В случае чего выстрел попадет в жестяной пол.

Что за сумасшедшая мысль была отправиться в путь с этими двумя парнями!

Сначала все выглядело довольно хорошо, но теперь мы влипли! Во всяком случае, мы оказа-лись снова tutto solo . И то, что Бартль расположился на моем месте на крыше – мне совсем не по вкусу.

Меня должно быть сильно шарахнуло по черепу – может быть сотрясение мозга? Но я все еще могу видеть, ощущать запахи, слышать и говорить. Возможно ли все это при настоящем сотрясении мозга?

Сколько, интересно мне знать, времени прошло с тех пор, как мы покупали кокосовые орехи в Испанском саду, в монастырской аллее? Думаю, минимум лет десять! Определенно, не менее 10 лет, конечно, прошло.

Ну, вот, пожалуйста, мой ум все еще функционирует!

Бабушка Хедвига! Она говорила, когда ей было худо: «Я очень нездорова». У нее был тром-бофлебит нижних конечностей – своего рода слоновая болезнь. И ее вид не вызывал умиления, особенно когда она раскатывала дрожжевое тесто для выпечки печенья. Не имею никакого представления, что с ней стало. Куда она только могла деться?

Всеобщий распад, вот что стало участью нашей семьи...

Мне бы сейчас очень помогла холодная вода и мокрая тряпка для компресса на голову. Но где здесь взять холодную воду? Есть ли здесь вообще вода? И эта кислая глинистая почва, думаю, тоже не подходит моей руке.

Внезапно вижу слева знак Красного Креста и стрелку-указатель с несколькими цифрами.

- Стоп!

«Кучер» падает от внезапного испуга грудью вперед на рулевое колесо. Ни малейшего пред-ставления, как долго мы ехали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары