Крепость

— Моя жена! — сдавленно говорит Милло и покачивает головой так, словно представляет мне ее вживую. На маленьких фотографиях едва различаю его вторую половину, но говорю тем не менее:

— Выглядит прекрасно!

Лицо унтера Милло расплывается в улыбке.

Когда тяжело бреду по расположению флотилии, ноги заплетаются от усталости, но ушки держу на макушке.

У окопа, перед главными воротами, какой-то боцман рассказывает своим товарищам сидящим по кругу около бочки с водой, куда они бросают окурки:

— На обратном пути, в Бискайском заливе, так вот там, наш первый помощник капитана был ранен при очередном воздушном налете в шею — в сонную артерию — но как! Такое море крови ты себе даже представить не можешь! Весь центральный пост был полностью залит…

— И что вы с ним сделали? — спрашивает кто-то из сидящих в кружке.

— Да, это было тяжело. Как можно перевязать шею? Все что осталось, так это сунуть палец в дырку, чтобы остановить кровь.

— А морфий?

— Да дали мы ему морфий и тут же палец опять в дырку. И так 36 часов сменяя друг друга.

— А потом?

— Что потом? Потом он отправился к праотцам….

— Помер что-ли?

— Ну, я же ясно выразился! Обидно, что все наши усилия пошли коту под хвост!

Некоторое время все молчат. Затем, тот же боцман опять говорит:

— Мы не хотели предавать его морю, — боцман говорит монотонно, словно пастор

— Так вы его…

— Да. Он два дня лежал на своей койке.

Кто-то чертыхается. Другой тихо произносит:

— Знаете, вчера вернулся Ульмер. Это была его третья попытка.

— Скоро отсюда вообще никто не вырвется. Сто процентов!

— Лодки, что были готовы перебазироваться, тоже все еще стоят здесь.

— И тральщики…

— Да уж! Полна коробушка!

— Заткни глотку!

— Что случилось с Ульмером? — интересуюсь у Старика в его кабинете.

— Ему вечно не везет. В этот раз прорыв воды через клапан выхлопа. Но с этим он справился. Однако затем сломался поршень, скорее шатун полетел. Черт его знает теперь, когда он станет в строй.

Мелькает мысль, что после этого, наверное, парень и сломался. Также было и с Зсехом. Одно ЧП за другим, пока он сам не почувствовал, что невезуха просто достает его, лично его. Невезуха…. Позор флотилии…. И он застрелился с горя.

— Может нужно его просто сменить?

— Если в общем, то можно! — реагирует Старик. И поскольку я пялюсь на него непонимающе, он бормочет: — ДОЛЖНЫ сменить!

Старик замолкает. Он демонстративно ворошит бумаги на своем столе….

Вечером, когда со Стариком идем в его кабинет, он вдруг вновь поднимает эту же тему:

— Сменить командира — не так-то это и просто, как ты думаешь! Вот наш Доктор — мужик рассудительный. Так вот он говорит, что любому человеку требуется отдых. Но ни один из них не подошел и не сказал: «Я так больше не могу!». Не думаешь ли ты, что человек ответит положительно, если его спросить, в порядке ли его нервы?

— Но ведь это сидит в человеке, внутри его, и это может взорвать его. И нет никакой дилеммы, когда через четкие приказы прослеживаются четкие отношения. Но если кто спросит такого человека, по большому счету, хочет ли он быть замененным, он НАВЕРНЯКА откажется. А так все портить как ты, разве это не тот же метод? Так поступал Дениц с командирами флотилий. То ли оставлять, то ли нет. Это из той же оперы!

— ТЫ это говоришь!

Старик трет подбородок, и щетина потрескивает под его пальцами.

— Ясность приказа — это было бы по-христиански. Но такое происходит крайне редко!

— Ну-ну, болтай-болтай…. — бормочет Старик.

Солнце скрывается за облаками. Скоро все поглотит вечер. В четырехугольнике окна не осталось никаких цветов кроме сине-серой однотонности облаков и воды рейда. В комнате темнеет. Но Старик все же не зажигает свет.

По соседству тихо: адъютант закончил работу….

Какое-то время никто из сидящих не говорит ни слова. Тогда вновь вступает боцмаат:

— Непосредственно из порта мы хотели выйти в море.

Боцмаат говорит, словно пастор с амвона.

— Так вы его тоже…

— Да, он провалялся два дня на своей койке.

Кто-то тяжело пыхтит и произносит

— Ба!

— Кстати, — говорит другой, — Вчера вернулся Ульмер. Это была его третья попытка …

— Скоро отсюда вообще больше никто не выйдет. Так можно остаться совсем одним.

— Патрульные суда, которые должны были быть перебазированы, тоже пришли обратно.

— И тральщики тоже.

— Да уж, лавочка просто полна под завязку.

— Эй, заткни-ка там свою глотку!

— Что с Ульмером? — спрашиваю Старика, оказавшись в его кабинете.

— Ему всегда просто дьявольски не везет. В этот раз это была течь на выхлопном патрубке. Устранили. Но затем сломался поршень, скорее, шатун. Дьявол его знает, когда он наконец встанет в строй…

Думаю: наверное, парень уже спасовал. У Чеха все было также отвратительно. Одна неприятность за другой, пока он не почувствовал, что неудачи преследовали лично его, следуя за ним по пятам. Неудачник. Позор флотилии. А потом он застрелился.

— Его может быть следует заменить?

— Давай-ка используем здесь сослагательное наклонение! — возвращает мне Старик. И, пока вопросительно таращусь на него, он рычит:

— Его следовало бы заменить.

Старик не хочет продолжать разговор и демонстративно погружается в ворох бумаг на столе.