Крепость

— Путь к Бункеру должен быть, безусловно расчищен! — решает Старик, услышав об этом, и тотчас посылает 30 человек с инструментом на расчистку.

Незнакомый лейтенант, прибывший из Бункера, докладывает, что в одной из штолен были схвачены и арестованы 8 пехотных офицеров:

— Они смылись из своих воинских частей и спрятались в штольне.

Вчера пал Ренн.

— Никаких новых сообщений? — интересуюсь в кабинете у Старика после завтрака.

— Только о совершенных ужасных преступлениях.

— О каких?

— Жестоких убийствах немецких солдат и людей из Организации Тодта — их всех нашли с распоротыми животами…

— От таких вестей сердце готово выпрыгнуть из груди…

Старик, злым выражением лица, приводит меня, пока я еще чего не ляпнул, к молчанию.

— Выходите сегодня вечером, — произносит внезапно он громко и отчетливо.

— Сегодня вечером?

Но почему я так удивлен? Это же давно было определено. Я должен радоваться, что, наконец, принято окончательное решение.

— Незадолго до 21 часа будет спокойная вода. Поэтому время выхода — 21 час.

— Спокойная вода? — спрашиваю и кляну себя за это. Веду себя как слабоумный.

— Довольно внезапно все как-то, — заикаюсь, — я имею в виду: вот так, сразу — и дергано пытаюсь изобразить нечто типа ухмылки на лице. — Который теперь час?

При этом бросаю взгляд на часы на левой руке.

Во мне начинается глупый треп: Спокойная вода! Кто успокаивается водой вместо молока? «Придите ко мне все, и вы успокоитесь»…

Зачем вообще нужна нам спокойная вода? привожу, наконец, мысли снова в порядок. Пока ясно одно: В Бресте шлюзов нет. При тихой воде у нас не будет неприятностей с какими-нибудь течениями. Брестская гавань — это естественная гавань.

Тихая вода, кажется, бывает дважды: при отливе и при приливе. При обычном раскладе мы могли бы выйти и также при малой воде. Бункеры построены таким образом, что это можно легко осуществить. Но из-за опасности, которая исходит от электрических мин сегодня, лучше подождать прилива.

Наконец Старик прерывает молчание:

— Когда начнется отлив, то поток сам вытянет лодку через горловину.

Ясно. Выход против потока в этой тесной глотке между открытым морем и рейдом потребовало бы колоссальных усилий. Все-таки при сизигийном приливе поток имеет скорость в 6 узлов!

— Этот начальник порта просто идиот! — говорит Старик и объясняет мне, что только человек с заскоком, как тот, мог спланировать, чтобы 2 корабля при выходе шли так, что только узкий проход должен оставаться между молом и носом корабля.

— Хорошо, что Армия пока еще не сдала свои позиции у Roscanvel, — продолжает Старик.

Чертовски хорошо. В самом узком месте выхода из горлышка нам не угрожает опасность ни с какой стороны. То, что янки уже взяли бывший аэропорт Брест-Юг, конечно, создает нам проблемы. Оттуда они своей артиллерией могут легко накрыть место нашего выхода. Это мне известно также хорошо, как и Старику. Тема — без обсуждений.

— Выходите с наступлением темноты, — говорит Старик вновь, словно напоминая. — Достигнете фарватера еще до полночи. По воде пойдете с сопровождением до точки поворота и затем начнете движение под шноркелем — это значит: под водой пойдете вплоть до фарватера La Pallice.

Я подхожу к настенной карте, взглядом ощупываю путь следования до La Pallice и спрашиваю себя, что ждет нас. Хоть бы только в La Pallice не повторилась ситуация у Cherbourg! Никто не знает, насколько сильны янки, никто здесь не знает силу наших собственных войсковых соединений.

По меньшей мере, в том, что касается экипажа U-730, Старик меня успокоил:

— Народ исключительно опытный… У некоторых из них за плечами уже десяток боевых походов.

Людей вернувшимися живыми после стольких походов можно по пальцам пересчитать. Лодка имеет хорошо образованных и опытных специалистов. Но, к сожалению, этого не скажешь об офицерах. Они являют собой только-только выпущенные из училищ молодые кадры — все, кроме старшего инженера-механика. Поэтому командир лодки уже завалил Старика жалобами. На это как-то намекнул доктор.

Горит Арсенал. Едва французы покинули город, удары с воздуха, кажется, следуют один за другим. Медпункт у доктора полностью забит людьми. Сауна используется как морг.

Взрывы вздымают в воздух тучи серой пыли. Крыши отдельных зданий сброшены на мостовую. И там они образуют теперь, словно сбитые в кучи спятившими великанами, беспорядочные баррикады из камней и бревен, обмотанные путаницей проводов и искривленными железными балками.

Проезд к Rue de Siam обрамлен осколками витрин и оконного стекла словно льдинками. Они ярко мерцают, отблескивая под лучами ослепительного солнца.

Перед горой мусора, которая как вал лежит перед огромной дырой во фронтоне одного из домов, стоит, спиной ко мне, старуха. К ней подходит мужчина. С медленной нежностью кладет женщине руку на плечи: Зрелище — ревмя реветь.