Читаем Крепость полностью

Крепость

Этот день был обычным. Совсем, как и другие, прошлые. Уже с утра в верхушках деревьев шумел ветр, сбрасывая листья, и они устилали сухой асфальт перед домом. Осень. Холодная, сухая, ветреная. Все как вчера, как позапрошлого дня. Разве что это…

Непонятно почему все листья сметались в одну большую, со всей Москвы, кучу, кучу, напоминавшую муравейник. Только один лист вырвался из нее и летал по воздуху отдельно. Внезапно что-то сверкнуло, и куча листьев вспыхнула, запылала и сгорела. И только этот единственный лист продолжал носиться по ветру. Разве что это. Листья были сухие и горели хорошо.

Уже после странного этого случая по тротуару, помахивая папкой, шел малый. Сутулый, но с большой, широкой спиной, со свисающим, как приклеенным, носом. Он был лет 22-23-х, а, если точнее, 21 года, по имени Давид Изгоев. Воротник его пальто был поднят, и он озирался довольно угрюмо. Время было послеобеденное, такое, когда ездят в транспорте люди случайные, и их мало. И когда он взошел в троллейбус и увидел, что тот почти пуст и можно сидеть на отдельной скамейке, он, видимо, сделался доволен.

У него было дурное настроение, потому что сегодня в трамвае он встретил знакомого, кончавшего в этом году школу. Когда Давид поднялся на площадку, он сразу увидел того, верзилу, чудовищного размера и силы, непропорционального, неуклюжего, в школьном костюме и с детским портфельчиком. И костюма и портфеля он явно стеснялся и потому заискивал глазами по сторонам. Его звали Петя Востриков. Они поздоровались. По инерции приветствия, из вежливости, Давид спросил того, куда он после школы собирается поступать.

— В МИФИ, — самодовольно улыбался теперь Петя. — А ты фи-ло-лог? — спросил этот буйвол пренебрежительно.

Он с сожалением смотрел на Давида. Давид вдруг ответил:

— Один человек не велел говорить.

Это была университетская шутка. Сказав, замолчал. Петя понял, что с ним не хотят говорить, и, чтобы скрыть свой пассаж и от себя, и от пассажиров трамвая, все же спрости, на всякий случай, вдруг обойдется, и ему ответят по-человечески, нормально:

— Что не велел говорить?

— Ничего не велел говорить.

— Кому?

— Никому.

— Какой человек?

— Один человек.

Скетч этот длился не более минуты, но Петя (Давид это с неожиданной для себя иронией заметил), стараясь не поворачивать головы, все же поглядел, не слышал ли кто такого неприятного для него разговора, а Давид отворотился к окну. Высокомерие и суетность мальчиков-физиков угнетали его, и он не жалел о своем жестоком ответе. Он раздражился, присутствие буйвола стесняло его, и он был рад, когда, наконец, сойдя с трамвая, очутился один.

Давид обладал одним, возможно, неприятным свойством: не мог он встречать старых друзей, с которыми уже не дружил, тем более дальних знакомых; он не мог долго иметь дело с одной компанией. Все компании казались ему просто ячейками одного и того же муравейника, слегка лишь между собой различающимися. И, чгобы чувствовать хотя бы какое различие, он все время менял приятелей. Постоянных друзей у него не было. Вот и сейчас он направлялся в компанию, с которой сошелся недели три назад.

Он сидел и смотрел в сухое ОКНО, 15 которое явственно бил ветр, когда троллейбус останавливался.

Впереди сидело пять-шесть старушек и стариков, да сзади двое-трое парней. Троллейбус был тихий и успокаивал его после встречи с буйволом. Он думал о человеческих взаимоотношениях, и ему казалось, что люди ценят в человеке не душу, не ум подлинно, а то внешнее, что определяется начальством, успехом, модой, рангом, положением и пр. Полная подчиненность общественному мнению.

Он предавался этим злым мыслям, как вдруг по троллейбусу прошуршал шепот.

— Джамбли? Что такое «джамбли»?

— ДЖАМБЛИ?

— ДЖАМБЛИ!

— Что вы знаете про Джамблей? Приземлились?..

— Приземлились… приземлились… приземлились…

— Не порите чепухи!

— Правда, правда…

— В «Вечерке»…

— В «Вечерке» и не могло быть…

— А что ж, по вашему, получается, что…

— Нет, точняком, Саньк… Кем быть, Джамблн приземлились!..

Давид вздрогнул и огляделся. Публика упивалась сплетней. Неизвестно, как это он сорвался и как получилось, что он сорвался, но выкрикнул он на весь троллейбус:

— Какие такие ДЖАМБЛИ?! Откуда?

Публика — и те, кто не верил, и те, кто рассказывал, — всполошилась и загалдела:

— Как, вы не знаете?..

— Он не знает! Вот это да!

— Про Джамблей не знаете?..

— Вся Москва уже знает…

— Только одни верят, другие нет…

— Не может быть, чтобы хоть кто не знал!..

— Старик, слушай сюда! — это кто-то из парней с заднего сиденья. — Вчера на Новодевичьем кладбище приземлился какой-то космический корабль…

— Улыбок тебе пара, вчера! Утром щас!

— И не на Новодевичьем, а на Ваганькове!

— С Марса!