Крепость

Нас всегда страшит неведомое. Самое страшное, когда оно известно и увидено воочию, пугает нас меньше. У человека есть свойство привыкать, но напряженной неизвестности он не терпит.

Давид не знал, откуда могут напасть Джамбли и будут ли они нападать, и это-то и внушало ему совершенно животный страх. И когда он все это почувствовал, он обратился к своим приятелям голосом, прозвучавшим напряженно:

— Парни! видел я сегодня необыкновенную вещь!..

— Джамблей, что ли? — повернулся Силачев.

— Да-да, именно Джамблей! — выкрикнул Давид и угрюмо вдруг замолчал, насупившись. Он шел быстро, и от быстрого шага голос у него прервался и прозвучал, как ему показалось, жалобно и заискивающе. И он опять обозлился на себя.

— Старик, плюнь на это слюной. Все это дермо собачье, — и Боба сплюнул. До самого дома Ирочки 3. они молчали: берегли дыхание. Да и трудно говорить, когда ветр дует в лицо всякую пыль.

Двухэтажный Ирочкин домик был деревянный. Ее квартирка была на первом этаже. Дома была одна она.

Они взошли на крыльцо, прошли три двери и очутились в жаркой квартире. Приятно скрипел гладкий деревянный пол. Скинув пальто, они прошла из прихожей в комнаты и принялись вытаскивать из карманов бутылки водки, купленные по дороге.

Давид, наказывая себя, решил молчать о Джамблях целый вечер. Но все, рассевшись, принялись заводить разговор именно о них. Была вареная картошка, масло, соль, полбуханки черного хлеба, три селедки и шесть бутылок «перцовки». Они раздавили на круг две бутылки, и разговор завязался. Начал Боба:

— Старик, нелепо мандражить! Джамбли — это дермо. Если бы они что имели против людей, то, можете меня уверять в противном, они бы имели то, что хотели. Таки оно так, клянусь.

Саша Силачев, напрягая могучие плечи и прикрывая мощной рукой мощную челюсть, промолвил уверенно:

— Если бы было надо, нас бы позвали. Да и сами справились бы, без нас. А раз не зовут и ничего не делают, значит, так надо. Может, договор какой мы заключили… Народ разберется, что к чему. Конечно, кое-какие конфликты поначалу неизбежны. Ну, тогда мы, то есть в этом случае, себя в обиду не дадим. Но надо не явиться причиной осложнений, то есть, я хочу сказать, что не надо являться причиной межкосмических осложнений. Понятно?

И он обвел закосевшим, но тяжелым взглядом присутствующих.

Давид сидел, сжав колени руками, дрожа от внутренней лихорадки. Что его поражало, так это полная обыденность происходившего разговора. Как будто приехала очередная иностранная делегация. Вначале он не понял, думал, что они не знают, потому и равнодушны к появлению Джамблей, потом — что они, как и он, стесняются первыми выскочить на улицу и призвать людей к сопротивлению. А теперь он был ошеломлен. И вправду, Силачев прав: нигде ни толп, ни солдат, ни машин с людьми. Только голоса, обывательски интересующиеся: а что такое — Джамбли? Утром они будут спрашивать: а что, они еще здесь? И будут лениво зевать. Ему сделалось глубоко противно. Хмелеть он никогда не хмелел. И теперь ему очень хотелось лежать дома головой в подушку. И отдаться своим мрачным мыслям. Он понял, что это его последний вечер с этой компанией. И ему сделалось грустно, что он такой бирюк, что не может быть долго с людьми, что ему становится скучно и противно.

Ждали Симу Форова, который опаздывал, потому что у него «была игра». Он был баскетболист. Он приехал. Раздавили еще бутылку. Он рассказывал про игру. Объяснил, почему не взял с собой Светку.

— Старик, — спросил его Боба, — а что ты думаешь о Джамблях?

— А ничего, — ответил тот равнодушно.

К одиннадцати Давид собрался уходить. Водка была уже почти вся выпита. Доставали заначки, припрятанные Ирочкой 3. И пели песни, не зная, кто их сочинил: «Эй, шофер, вези в Бутырский хутор», «Плато Расвумчорр» и многие еще, мужественные песни. Из первой всем нравились последние строки:

Или нет, сперва давай закурим, Или лучше выпьем поскорей! Пьем за то, чтоб не осталось по России больше тюрем, Чтоб не стало по России лагерей!

Да и из второй тоже часто повторяли последние строки, мужественно глядя друг на друга:

Потому что дорога ужасно трудна,
И бульдозеру нужно мужское плечо,
Потому что сюда не приходит весна —
На затылок Хибин, на плато Расвумчорр!

Так и чудилось, что эти молодые, интеллигентные парни готовы подставить свое плечо могучему государственному бульдозеру. И Давид тоже так же чувствовал, как и они. И его плечо ныло от желания послужить общему делу. Давид заметил, что, несмотря на всю свою самостоятельность, он тоже отвыкал в компании от каких-то своих привычек. Но он знал, что они возвратятся, когда он уйдет. Он надел пальто, натянул перчатки, вернулся в комнату и сказал:

— Парни и вы, барышни, общий привет!

— Ты уже идешь?

Стой, старик, может выйдем вместе?

— Ребята, да посидите еще! — это Ирочка 3. говорила.

— Додичка, обожди нас.