Крепость

Петина мама говорила, что бабушка безусловно колдунья или что-то вроде того, а потому и носитель зла. Так мама стала считать не сразу, понимал Петя, а после болезни и смерти Яши. Это обвинение бабушка пыталась преодолеть. Даже сейчас, еле двигаясь, она каждое утро просила Петю: «Помоги мне встать. Мне пора полоскать горло…» Бабушка боролась с собой, потому что оказалась бациллоносительницей. Когда Яша заболел дифтеритом, бабушке удалось поместить его в Кремлевку. Если б не это, вряд ли кто и узнал о бабушкином проклятии. После того, как Яшу увезли в больницу, приехала медсестра и взяла у всех мазок из зева. Петя знал, как это делается: с тех пор по настоянию бабушки каждый год Кремлевка проверяла всех обитателей ее квартиры. Из стеклянной трубочки медсестра доставала длинную твердую проволочку с ваткой на конце, деревянной лопаточкой прижимала язык и быстро засовывала ватку в горло. Длилась эта неприятная процедура не больше секунды. Петя только успевал поперхнуться, как проволочка доставалась из горла, медсестра улыбалась и говорила: «Все. Молодец». Мама винила в смерти Яши бабушку, хотя, от дифтерита он выздоровел, вернулся из больницы домой, пошел в школу. Но туда одноклассник занес желтуху, заболело человек пять, среди них Яша, он «был ослаблен» после дифтерита и желтуху уже не перенес. Петю «завели» после Яшиной смерти. Бабушка изо всех сил полоскала горло разными составами, чаще всего раствором из воды, йода с содой и солью, и проверялась каждые три месяца, но мама все равно боялась и очень долго запрещала Пете даже заходить к бабушке в комнату. Бабушка жаловалась отцу: «Почему кроме бациллоносительства она ничего не видит? А я ведь старый большевик! Я — носитель цдей, которые должны спасти человечество!» Папа отмалчивался. Потом, когда с годами стало ясно, что посев из бабушкиного зева больше не дает дифтеритных палочек, запрет с посещения бабушкиной комнаты был постепенно снят. Но все равно мама нервничала, когда уезжала с отцом в Прагу, и поехала только потому, что боялась отпустить его одного, боялась, что он заведет там с кем-нибудь роман. Перед отъездом мать предупреждала Петю, предупреждала серьезно: «Если твоя бабка будет умирать без твоего отца, не подходи к ней, потому что ведьмы передают свое ведьмовство тем, кто принял у них последний вздох. Заклинаю, держись от нее в стороне, когда она будет умирать! Ведьмы и коддуны так долго мучаются и не умирают оттого, что им трудно найти человека, который примет их последний вздох». Хотя мать была математик и кандидат наук, в ней все равно сохранялась деревенская суеверность. Как и мать, Петя тоже был суеверен и боялся, что бабушка умрет у него на руках. Он боялся и того, что бабушка умрет, пока он не встал на ноги, потону что не рассчитывал на помощь отца и матери: слишком они были заняты своими взаимоотношениями. Но еще больше он боялся стать ведьмаком с несчастной судьбой, неприютным и жалким.

О вине бабушки перед другими людьми, перед Линой, например, задумываться ему не хотелось, тогда пришлось бы принимать еще одну сложность в душу, а это помешало бы жить, подчиняя себя единой цели. Он замечал, что мама относилась к Лине и ее матери (пока та была жива) неприязненно, хотя всегда приглашала ее на все семейные праздники и охотно с ней болтала о всяких женских пустяках. И когда осуждала бабушку, старалась привлечь на свою сторону Лину, на что-то намекая и уверяя, что она-то, мама то есть, не при чем, что они с Владленом с удовольствием не со свекровью бы жили, а отдельно, всобственной квартире. Конечно, история с жилплощадью — это не то, что в английских романах, когда свара идет за миллионное наследство или родовой замок, но все же история. Получалось, что их семья «со своим скелетом в шкафу», как острила, о многом догадываясь, Лиза. Ей нравилось, что Петя из такой семьи — конечно, не дворянской, но все же с дореволюционным прошлым, с родословной, с иноземными связями, особенная семья, это и Тимашев говорил.