Крепость

Но именно эта особенность Петиного семейного происхождения раздражала Герца, который в лучших традициях русской классической литературы был сторонник равенства и ненавидел всяческие дворянские и иные прочие привилегии, в том числе семейные. Однажды и сказал это, улыбаясь Пете прямо в лицо: «Я тебя раскусил: ты интеллигенствующий приспособленец. Ты ничего не создашь, потому что думаешь, как будешь в роли создателя выглядеть. У тебя нет почвенного, интуитивного движения к истине, живая жизнь тебя не интересует и страшит. Ты хочепть быть таким, каким по твоим книжным понятиям были творцы. А они были простодушные искатели истины, которую они не из книг вычитывали». Он говорил это бледному, беззащитному перед учительской властью Пете, сидевшему в маленькой комнатке Герца, между шифоньером и столом, служившим и для обеда, и для занятий. Петя улыбался в ответ насильственной улыбкой, должной показать, что он, конечно же, не обижается, потому что осознает свои недостатки сам, но непременно преодолеет их. Лиза, которая привела Петю в дом к Герцу, видела, что Петя попал в западню, в ловушку, и попыталась сказать, что гостям, де, говорить обидные слова неприлично. Она аж вперед телом ринулась, стараясь загородить Петю, как птица своего птенца. На это Герц усмехнулся, что не считает себя обязанным скрывать свои мысли перед кем бы то ни было, иначе он был бы бесчестным перед самим собой, что он привык говорить все, что думает не за глаза, а в глаза. Петя знал, что такова школьная этика прямоты, и потому принял слова Герца как должное.

«Жестокий йог!» — подумал он. Говорили, что Герц занимается йогой, стоит на голове, что его видели лежащим в парке на скамейке, мертвенно вытянувшим ноги и руки, к нему обратились с вопросом, а он лежит, закрыв глаза и молчит, сначала испугались, сбежались женщины, кто-то пошел звать милицию, а он полежал так пять минут и встал как ни в чем не бывало. Говорили, что он себя закаляет, чтоб стать непреклоннее. А в тот день Петя решил, что все равно его переборет, просто будет писать и говорить, что требуется, пусть тогда Герц попробует придраться. Чуткая Лиза мгновенно Петины мысли почувствовала и, спасая Петю от внутренней капитуляции, закричала на Герца: «Вы воспитываете в людях психологию рабов!» Но Герц только самодовольно моргнул, проговорив привычную свою фразу: «Мне нравится, когда со мной спорят, если возражения идут от собственного ума, а не из книжек». Затем откинул назад голову и произнес свое любимое: «Как сказал Горький, человек воспитывается в сопротивлении среде. И, скажем, у Желватова силы на это имеются, а у Вострикова нет, слишком его избаловала сытая и спокойная жизнь без проблем» — «Вы, кажется, заблуждаетесь», — сухо сказала Лиза, — Желватов вовсе не из народа. У него отец просто люмпен, в винном отделе магазина работает. Ворует и пьянствует. К тому же бывший инженер, только совсем спившийся. А мать чертежницей в КБ на заводе» — «Все равно это не элитарно-профессорская семейка», — иронически пробурчал Герц. Но поскольку оба его гостя напряженно замолчали, а Лизу он держал за поклонницу своего литературно-преподавательского дарования, то попытался неуклюже оправдаться: «Пусть Востриков не обижается, он и сам понимает, что жить в просторной профессорской квартире, разумеется, легче, чем в малогабаритной двухкомнатной, да тем более с пьяницей-отцом. Куда уютнее жить с теплым клозетом, мамками да няньками и бабушкой — старым большевиком со всякими льготами и привилегиями. Ведь, небось, у бабушки и паек продуктовый есть, а, Петя?..» Петя вякнул что-то невнятное, пайка он стеснялся, даже Лизе про него не говорил. Никто про паек не знал. И без того в классе он чувствовал себя не своим.

Он вдруг услышал громкое тикание часов, ворвавшееся в его полудремные размышления. Время бежало, не останавливаясь. Он должен попасть в институт с первого захода. Чтобы не терять год. И сочинение всего лишь одно из испытаний по преодолению препятствий. Я напишу такое сочинение, думал Петя, что Герц будет вынужден поставить мне «отлично» и даже зачитать сочинение в классе вслух, — у Пети перехватило дыхание от предвкушения. Затем сочинение как лучшее уйдет в РОНО. А там затеют сборник лучших школьных сочинений. Через полгода, как раз к Петиному поступлению, этот сборник выйдет. И вот при поступлении окажется, что он не только участник всех олимпиад по физике и математике, всегда с призовыми результатами, но и автор такого блистательного сочинения… Пусть тогда Герц умоется… Когда он поступит на физфак в МГУ. Неужели Герц не видит, что Пете и без того непросто жить, потому что любой антисемит чувствует в нем «еврейскую кровь». Петя не очень понимал, что значит та или иная в нем кровь, или две крови в нем, кровь у него одна, его собственная, Петина, но так все говорили, и он поневоле принимал такой взгляд на себя. Герц упрекал его как в главном грехе — в индивидуализме, не понимая, думал Петя, что все перводвигатели науки не были коллективистами, жили на особинку.