Крепость демона 2 (СИ)

– Алан, я не знаю, кому было «клёво», и я не знаю, как ты умудряешься помнить «клёво» и не помнить всего остального. И если ты думаешь, что я в прошлый раз унизительного наплевательского отношения не наелась, то ты ошибаешься, мне хватило с головой.

Он помрачнел и опустил голову, сказал другим тоном, без следа веселья:

– Я учёл ошибки. И я работаю над ними.

– Это не ошибки, Алан, это врождённая несовместимость по всем фронтам, никто в ней не виноват, и никак её не исправить. Мне жаль, что у меня не хватило мудрости и силы это понять и остановить это раньше. Но теперь хватает. И я говорю тебе – остановись. Я ничего тебе не должна, и ты не должен, никаких ошибок, просто... прошлое. Забудь и живи дальше.

Он опустил голову ещё ниже, посидел молча, поднял руку и тронул Печать, посмотрел на свои пальцы, как будто там должен был остаться след, тихо спросил:

– А что написано у меня на груди, Лея?

Я молчала, но не потому, что не хотела говорить, а потому, что понятия не имела, как это сказать, у меня не было сил на то титаническое усилие, которого будет достаточно для трансформации этого в слова. Алан ждал очень долго, прикладывая очевидные и ощутимые усилия для того, чтобы просто ждать, но сил не хватало, он дышал всё чаще, наконец повторил с бездонной тяжёлой болью, как будто это незнание его душило:

– Лея, скажи мне. Это навсегда. Ты на мне это написала, я вижу это в зеркале каждый день, и все это видят, и задают вопросы, я могу отмалчиваться и отшучиваться, и заявлять всем, что это личное и это не их дело, но для себя я должен знать, что это значит. Живу с каким-то ребусом грёбаным на груди, как будто сам не могу прочитать своё имя в своих документах, и не могу понять, как меня зовут вообще. Что ты на мне написала? Нет, я помню, что ты писала, но что ты в это вкладывала, что это значит для тебя? И как я должен это понимать для себя?

Я опять молчала, хотя всем нутром чувствовала, как тяжело ему даётся каждая секунда моего молчания. Посмотрела на его грудь, ощущая как по нервам ударило той памятью, хлёстко, как будто это было только что – я спрашиваю, могу ли поставить свою Печать на нём, и он без малейших сомнений соглашается, с радостью, а потом его восторг нарастает с каждым моим шагом к этому событию, всё сильнее и сильнее, до небес и выше. Он был счастлив. Я была счастлива из-за того, что был счастлив он. Если бы я могла сделать это ещё раз, я бы сделала.

– Там написано, что ты особенный. И что ты освещаешь мой мир. Освещал, пока я находилась на достаточно большом расстоянии. И я буду находиться на расстоянии и дальше, в целях самосохранения.

Он не пошевелился и ничего не ответил, но ощущение было такое, как будто плотность боли вокруг нас увеличилась в разы, и вот-вот нас расплющит. Если бы он был моим пациентом, я бы предложила ему препараты, но он не был, и предложить мне было нечего, кроме того, что я уже дала. Он хотел эту правду и просил о ней, а теперь она его душила.

– Лея, ты меня ненавидишь?

– Нет.

Это я могла сказать с уверенностью и без раздумий, я любила его, я его обожала, я просто не хотела, чтобы он своим поведением портил моё отношение к нему, поэтому выбирала дистанцию. Он спросил с таким недоверием, как будто точно знал, что не давал мне повода, а я просто придумала себе конфликт на пустом месте:

– Ты... не хочешь меня видеть? Вообще никогда?

– Нас ничего не связывает.

– На тебе моя Печать, – прозвучало как королевский аргумент, который решает всё, я кивнула:

– А на тебе – моя. Я от своих обязательств не отказывалась, но они состоят только в защите, которую сильный дарит верному, и всё. Если она тебе нужна, обращайся, я не откажу. А пока не нужна, мне эти Печати не мешают. Это телефон, который никогда не звонит.

– Сегодня ты мне позвонила.

– Я хотела попрощаться. Я не думала, что выживу.

Звучало глупо и жалко, я ненавидела себя за те слова, и он почуял эту слабость, как акула каплю крови, это придало ему сил, я ощущала это в его голосе.

– Я спас тебе жизнь?

– Я не просила.

Теперь молчал он, а меня это молчание испытывало на прочность, я добавила предельно ровно и безэмоционально:

– Это твоя крепость, ты защищал свой народ.

– Я защищал тебя.

Я изобразила микроскопический наклон головы и сухой голос:

– Спасибо.

Я ненавидела себя за это, и всю эту ситуацию ненавидела, он мне жизнь спас, а я реагировала так, как будто он передал мне соль. Это всё было неправильно, это убивало меня так же, как и его, менее очевидно, но точно так же разрушительно. Я понятия не имела, что с этим делать.

– Поцелуй меня, принцесса.

– Не хочу.