— Уилл, разве ты не понял, что мы не можем ходить, где вздумается?
— А почему бы и нет? Это же просто. Я не видел, чтобы у них были расставлены часовые. — Он переплел пальцы. — Вскарабкаться по декоративным колоннам — плевое дело…
Ворон приподнялся на локте и прищурился.
— Должен сделать тебе два заявления. Во-первых, принимая во внимание прежнюю твою карьеру, я догадываюсь, что ты, должно быть, не подумал о том, что если людям хочется, чтобы ты осмотрел их владения, то они сами пригласят тебя и устроят экскурсию.
Уилл наморщил нос:
— Это я понимаю, но, может, они просто забыли.
— Оставайся при своем мнении. Второе и более важное заявление. Ты —
— Ладно, но может, вы говорите это потому, что вы уже старик? Ворон перекатился на спину и громко рассмеялся.
— Ох, ох, Уилл! — Он долго смеялся, а потом вытер глаза. — Ну и насмешил же ты меня!
— А я и не собирался.
— Тем более получилось смешно. — Ворон посмотрел на него. — Бывают моменты, когда мне кажется, что ты понимаешь серьезность ситуации, но иногда, ну вот как сейчас, ты совершенно об этом забываешь.
— Я ничего не забыл. — Уилл уселся на кровать. — Просто временами бывает скучно.
— Как во время сражения на Вильване.
— Нет, там было здорово. — Вор улыбнулся, но тут же вздрогнул. — И в то же время ужасно.
— Так обычно и бывает, Уилл. Ты наверняка слышал много разных песен, описывающих ту или иную кампанию, но все они описывают лишь волнующие или трагические моменты. Если потом сложат песню о нынешней нашей операции, то о визите к гиркимам, возможно, и упомянут, но уж точно позабудут о промокших под дождем лагерях и о грязных дорогах, в которых вязнут копыта лошадей.
Ворон улыбнулся:
— Ну а я собираюсь спать. Когда мы понадобимся, за нами придут, а мы к тому моменту должны отдохнуть.
— Лично я спать не намерен.
— Тогда, если уж тебе так не терпится побегать, надень хотя бы сухие носки. Твои чавкающие сапоги слышны за милю.
Уилл поворчал, но все же стянул сапоги, а потом и носки. Отжал их и сунул в одну из ниш. Покопался в переметной сумке, нашел сухие носки, надел их, а потом решил прилечь на минутку. Он не стал стонать, как Ворон, но спина его болела.
Уилл пошевелил немного плечами и закрыл глаза.
О том, сколько он проспал, Уиллу мог догадаться лишь по тому, как он проголодался. Маленькая коричневая девочка-гирким пришла за ним и Вороном и монотонным глухим голосом объявила, что их ждут. на пир. Каждому она вручила кусок прозрачной шелковой материи. Тканью этой можно было воспользоваться либо в качестве набедренной повязки, либо как шарфом. Девочка сказала, что вернется, как только они будут готовы.
Юный вор взглянул на Ворона:
— Я уже научился одеваться по случаю приемов, но понятия не имею, что делать с этим.
Ворон улыбнулся.
— Я тоже боюсь, что это не мой размер. — Он снял оленью тунику, и на поросшей седыми волосами груди Уилл заметил у него три параллельных шрама, тянувшихся от ключицы к бедру. На теле были и другие шрамы, но не такие длинные и не такие старые.
— Гиркимы не придают особого значения одежде, поэтому им все равно, оденемся мы или нет.
— Так вы, наверное, наденете ее как набедренную повязку? Ворон покачал головой и повязал серебристую ткань как шарф, протянув его от правого плеча к левому бедру. Он завязал концы и заткнул их за пояс.
— Не думаю, что замерзну возле костра, к тому же и еда будет горячая. Стоит рискнуть.
Уилл поднял брови, а потом сложил свою ткань, обернул ее вокруг головы над маской, как повязку, и аккуратно завязал, оставив длинные концы болтаться по спине.
— Вы, стало быть, не будете прятать ваши шрамы? Думаю, что те три длинных достались вам от руки гиркима.
Ворон нахмурился и покачал головой:
— Мне казалось, что ты и раньше их видел. Нет, это был не гирким.
— А кто же тогда? — не отставал Уилл. — Темерикс?
Ворон кивнул:
— Давно это было. Темерикс, прежде чем позавтракать, решил поиграть со своей едой.
— Не помню, чтобы слышал такую песню о Вороне Кедина.
— Ее и не существует. Да ладно, все это пустые разговоры. Твоя повязка смотрится неплохо. — Ворон подмигнул Уиллу, поднялся и, нагнув голову, приготовился последовать за проводником. — Я просто уверен, что пир покажется тебе куда более интересным, чем наши с тобой беседы.