Крепость души моей

– Плохо шутите, – бесстрастным тоном уведомил Микки. – Очень плохо, на грани фола. Проверить хотите? Денег при расчетах нам велено избегать. Традиция архаическая, но с ней не поспоришь. Хотите стадо овец? Дюжину телиц тучных? В самый раз будет – за вашего фотографа.

Сергей мысленно заполнил обещанным пустой двор.

– Ячменной похлебки не предложите? Я из-за вас обеда лишился…

Хотел продолжить – осекся. Микки шагнул вперед:

– Вам нужны доказательства, Сергей? Понимаете, о чем просите?

Нет, подумал рыжий. Не понимаю, но прошу. Требую!

– Зря не согласились на телиц. Отделались бы сравнительно легко, подлечили бы нервы. Позже начали бы забывать. Сами выбрали! Однако обязан предупредить. Будь вы верующим, Сергей… Верующим, а не взыскивающим доказательство Веры! Я бы вас разочаровал. В сих местах популярна мысль, что Милость выше Закона. У нас полагают иначе. Обещанное мы выполним, как велит Закон. Но о милости потом не просите. Не дождетесь!..

Трость ударила по земле. Раз, другой, третий.

…И вновь синичка! Махнула крыльями, ушла в зенит. Но рыжий, увлеченный поиском доказательств, ее не заметил.

– Бумагу спрячьте, Сергей. Первые результаты хотелось бы получить завтра.

Микки полез в карман, раскрыл ладонь. Телефон! Старенькая Motorola с исцарапанным экраном.

– Сейчас я уйду, а вы нажмете на кнопку – ту, где красное пятнышко. Вам ответит Евгения Феоктистовна Вяземская, директор гимназии имени Гаршина. Это ее кабинет. Ваша заочная знакомая там.

Пожевал губами, руку протянул:

– Берите! Три минуты, потом аппарат можете выбросить. Не рассчитывайте на большее, это всего лишь физика. Время вспять не повернуть, через него не переступить. Таков Закон! И знаете, Сергей… Я вам не слишком завидую.

Корпус телефона показался сделанным изо льда. Микки приложил два пальца к отсутствующей фуражке…

Кнопку удалось нажать с третьей попытки. Вначале палец соскользнул, затем отдернулся. Мелькнула и сгинула мысль о розыгрыше, о злобной шутке. А еще рыжий парень понял, что нажатая кнопка окончательно перечеркнет все, отрезав путь назад.

Он отошел к кирпичному забору. Глубоко вздохнул…

Синица вернулась. Сделала круг, опустилась на истоптанную землю. Взглянула с тревогой.

…Птич-ка!

Зажмурившись, Сергей нажал кнопку. Боялся, что слова застрянут в горле. Но едва в трубке послышалось величественное:

– Аллоу? Говорите!..

…фразы начали рождаться сами собой. Казалось, суфлер-невидимка горячо задышал в ухо.

13:41 …к сожалению, очень редко…

– Госпожа Вяземская? Евгения Феоктистовна? Добрый день, вам телефонирует Илюшин, инженер Сергей Илюшин. Соблаговолите пригласить… Да, спасибо, очень вам признателен… Анна Николаевна? Аня? Сергей вам звонит, который с площади. Да-да, именно рыжий, извиняться совершенно излишне. Я этим даже иногда горжусь… Совершенно верно, наша техника такое позволяет. К сожалению, очень редко… Аня! Времени мало, поэтому я вам должен… должен… Об этом не принято говорить по телефону, но у меня больше не будет случая…

14:00 …избито, штамп на штампе…

Motorola лежала в пыли, умолкнув навеки. Старая пластмасса, бессмысленная память. Рыжий парень сидел рядом. Не в пыли, не в луже; на двух кирпичах. Погасла сигарета во рту, его собственный мобильник опасно качался на колене. Хотел звякнуть в офис, сказать, что задержится, но так и не сподобился.

В голове – белый шум, будто в мировом эфире. От разговора вместо слов и фраз осталась лишь мелодия – пугающая, горькая. Резкий обрыв в конце, тишина…

«Я вам должен сказать… я вам должен…»

Как сторож чуткий и бессменный
Во мраке ночи, в блеске дня, —
Какой-то призрак неизменный
Везде преследует меня…

Четырехстопный ямб забытого мистика Фофанова вызвал тошноту. Легко ему, буржую недорезанному, умствовать! Сидел у камина в халате, кофием баловался…

Следит ревнивыми очами
В святом затишье, в шуме гроз
И беспокойными речами
Перебивает шепот грез.

Безвкусно, избито, штамп на штампе. Один к одному его собственная история. Аня тоже почувствовала, не зря повторяла эту заумь. Фофанова она наверняка еще в гимназии читала, не забыла. Кто знает, когда вспомнила стихи в последний раз? Когда промокла под августовским дождем? Когда закрылась дверь за доктором, уже не способным ничем помочь?

Иль вслед беззвучною стопою
Бредет остывшим мертвецом
И машет ризой гробовою
Над разгоревшимся лицом.

Иль, грустью душу наполняя,
Молящим голосом зовет
Под сень неведомого края,
В иную жизнь, в иной народ.