Крепость (ЛП)

«Вот здесь, теперь соединились обе группировки…, — 1-А скользит ладонью по карте, — А этого нельзя было допустить. Все — удерживаемое противником — почти 100 километров шириной — имеет изменяемую глубину до 30 километров. А вот здесь их натиск особенно силен».

Говоря это, майор хватает в руку прозрачную линейку и ведет ею по карте — туда-сюда — так быстро, что трудно уследить.

«В начале, во время первых дней можно еще было выровнять положение. Но затем, на третий день, они уже зацепились как клещи. 1-й танковый корпус СС едва успел принять контрмеры! Он стоял вот здесь…» — Рука с линейкой быстро скакнула вверх, но у меня не было времени читать названия местности. — «Даже в полдень, 6-го числа, они еще могли что-то сделать. Но затем все дорожные узловые пункты настолько плотно паслись с воздуха, что движение могло осуществляться только поздно ночью. Здесь вот стояла 21-я танковая дивизия, здесь — 12-я танковая дивизия СС и учебная танковая дивизия. Но им не удалось образовать ударный клин.»

Голова кружится от цифр. Как все это запомнить? До этого разговора я и не подозревал, что здесь имелась еще и учебная танковая дивизия! Стоило бы наивно спросить 1-А: Танковая дивизия — это сколько танков? А танковый корпус? Но лучше не показывать свое незнание.

1-А загребающими движениями указывает на тыловые позиции: «У нас здесь стояло 8 дивизий. А теперь у нас нет ни железнодорожных сообщений ни грузовиков. Ночью, бывало, еще удавалось до них добираться. А теперь вообще нет никакого сообщения.» — «А самолеты?» — «Да что вы!» Майор задумывается, а затем яростно произносит: «Бог знает, почему так всегда здесь было: ни столько, ни полстолька, и никакой твердости в решениях. Думаю, от представления того, как будет проходить вторая высадка союзников, ОКВ и Фюрер должны повеситься в Берлине еще сегодня.» — «А Роммель?» — «Командующему это не грозит. Он думает совершенно иначе.» — «Он был здесь?» — «Здесь нет, Но поблизости.»

Я уже было собираюсь поблагодарить майора, но тут он бросает: «Известно, что на Острове стоит значительная концентрация войск: минимум 30 дивизий, и надо здорово поломать голову, чтобы понять, куда они нацелены».

Удивительно, что 1-А, чей голос звучит все еще возмущенно, начинает говорить с извиняющими интонациями: «А почему они должны высадиться в ЕЩЕ одном, может быть более труднодоступном месте, если у них уже есть проторенная тропинка? И фронтовая линия у Ла-Манша хорошо это подтверждает. С чего бы это англичанам захотелось бы нарочно ломать себе шеи? Но, несмотря на все это, вся 15-я Армия связана возможными событиями!» 1-А показывает кивком головы, что он не понимает решения, принимаемые в штабе Фюрера. Затем, сделав полшага назад, он бросает линейку в левый угол карты и ладонью накрывает большую область на ней: «Но даже здесь, в Бретани, и на островах Ла-Манша имеется некоторое количество войск, более 30000 человек — и даже танковый полк. Но он не может быть задействован. Нам надо готовиться к суровому испытанию. К примеру, у нас здесь давно не достает горючего и боеприпасов.» — «Как же будет дальше?» — «Это можно легко представить: чем больше ИХ высадится, тем тяжелее будет наше положение — это логично. Дальше вперед — вот сюда — и будет позиционная война. Но это звучит очень напыщенно, т. к. все позиции ни что иное, как траншеи, стенки и окопы — но никакой четкой линии. «— «А танки?» — «Танкам, в основном, придется всю игру простоять здесь. Видите ли, местность эта для танков неподходящая. Дальше, впереди, больше на запад, фактически есть еще танки, да проблема в том, что они закопаны.» — «Закопаны?!» — «Иначе они уже были бы уничтожены. здесь танки в большей опасности чем на поле боя. заросли кустарников и живые изгороди уменьшают обзор и за каждой из этих изгородей может стоять противотанковое орудие или солдат с фаустпатроном. Соединениям танков необходимо открытое пространство, чтобы суметь развернуться во всю мощь, а здешняя местность лишь сковывает их.»