Крепость Луны (СИ)

Я слез с кровати, подошел по ледяному полу до мусорного ведра и вынул конверт. Светился именно он, и от моего прикосновения свет его начал слабеть. Вскоре он совсем потух. Я зажег одну свечу и убедился в том, что порванный мною конвертик меньшего размера совершенно цел и чернила на нем отливают серебром, так что я смог прочесть послание еще раз.

«Приходи», — вспомнилось мне, и я решил, что непременно приду. Приду обязательно, ради одного лишь любопытства приду! (Повторюсь, тогда я еще не помнил сна; он постепенно возвращался в мою память после всех происшедших событий.)

Я положил письмо в ящик письменного стола, стянул пижаму и нырнул под одеяло. С кровати я затушил свечу, повернулся на бок и крепко заснул. Мне снились цветущие сады родительской усадьбы, и сердце с трепетом болело от любви к родному дому.

02. Сила клятвы

На следующий день в сыскном отделе меня встретили как победителя. Товарищи, искренне обрадованные тем, что я раскрыл такое сложное дело, хлопали по плечу и намекали на скромную пирушку на 50 человек, не больше; мои немногочисленные недруги сдержанно кланялись при встрече, и, кажется, я слышал, как скрежещут их зубы. В неописуемом волнении ерзал на стуле при оформлении дела мой писарь Митя, некрасивый и сутулый, всегда смотревший на меня, как на божество, которому служат все без исключения силы мужского обольщения. Начальник (имя его не имеет значения в нашей истории) поздравил с раскрытым делом, тоже подмигнул насчет застолья и взял на себя оформление наградного листа, а ещё предложил раньше обычного уйти домой. Предложение это, так вовремя высказанное, я сразу принял, поскольку чувствовал легкое недомогание после вчерашних приключений. Не считая возможным бороться с любопытством товарищей, я вынужден был вкратце поведать им кое-что по части раскрытого дела, всю же историю обещал рассказать на вечере, которому, увы, не суждено было состояться. После я ушел.

Едва часы пробили одиннадцать, я уж был на пороге. Меня встретили с удивлением и беспокойством на лицах и сразу же забросали вопросами о самочувствии. Много сил ушло на то, чтобы успокоить Эсфирь Юмбовну и Ермилыча. Обретя душевное равновесие, они в одни голос заявили, что, коли я успел на завтрак, чего раньше не бывало, мне во что бы то ни стало нужно подкрепиться. Голоден я не был, но меня всё равно усадили за стол.

Эсфирь Юмбовна намекнула, что после завтрака желает «услышать все-все об ужасах вчерашнего дня». Она отличалась настойчивостью и, в сравнении с другими представителями женского пола, иногда прямо-таки поражала храбростью. Я даже возымел привычку делиться с нею подробностями раскрытых преступлений, подчас довольно кровавых. Однако на этот раз у меня не было желания делиться впечатлениями ушедшей недели, но отказать я не смог, и после полудня мы вдвоем расположились в гостиной. Хозяйка дома взялась за вязания, а я стал возле окна, поглядывая в светло-серое небо, застывшее над городом.

— Надеюсь, я не очень тревожу вас тем, что заставляю вспомнить пережитое? — спросила Эсфирь Юмбовна.

— Вовсе нет, — быстро солгал я.

Старджинская улыбнулась и морщинистыми, но еще сохранившими женскую прелесть руками взялась за спицы.

Я совладал с пробиравшим меня холодком, но следующее происшествие даже подтолкнуло к рассказу, так как придало ему своеобразную, что называется, изюминку: в гостиную вошла Агния Парамоновна. Бледность покрывала лицо, подбородок заострился, губки поджаты, и в целом выражение было такое, словно, после жесточайшей борьбы с собой, она всё же решилась кого-то убить.

Эсфирь Юмбовна с едва заметным удивлением посмотрела на дочь, а та грациозно опустилась в кресло и тоже взялась за спицы.

Я заворожено следил за немым сражением двух женщин.

— Душенька, ты зря сюда пришла: Николай Иванович великодушно обещал утолить мое любопытство о его вчерашнем деле, — пропела старшая Старджинская.

— Правда? — голоском невинного дитяти спросила Агния Парамоновна. — А вы разрешите мне остаться? — обратилась она ко мне, заразившись от матери смелостью.

— Конечно, — кивнул я и не позволил Эсфири Юмбовне сделать свой ход, азартно хлопнув в ладоши. — Итак, начнем?

Старджинская бросила на меня красноречивый взгляд: мол, я еще разберусь с вами, но позже. Я сделал едва заметный поклон (мол, а я не боюсь) и начал: