Крепость Серахс (книга первая)

— Если готовы, — продолжал хан с насмешкой, — если уверены… Ну что ж, вас двое, и нас двое, — он показал на своего недавнего противника. — Будем играть двое на двое. Если один из вас обыграет одного из нас, а один из нас обыграет одного из вас, вы уедете пустыми. Если вы оба обыграете нас, то заберете пленников. А если проиграете оба — останетесь и сами у нас.

Подумав немного, хан переменил условие:

— Ладно, раз уж вы гости, последнюю часть я меняю. Если проиграете, тоже уедете…

Тач-гок с тревогой посмотрел на Каушута. Его взгляд говорил: «Как бы мне не подвести тебя!»

Каушут не стал долго думать и объявил за обоих: — Мы согласны.

Сидевший рядом с ханом сказал ему что-то по-персидски. Апбас-хан хлопнул себя по ляжке и покачал головой. Потом обернулся к Каушуту:

— Но сегодня наша игра не состоится.

— Почему же? — поспешно спросил Каушут, испугавшись, что хан хочет увильнуть от состязания. Перед глазами все время стоял мальчишка, который догнал их при отъезде. «Неужели ему не дождаться отца?» — с горечью подумал он.

Видя его испуг, хан довольно улыбнулся:

— Сегодня вечером у нас собачьи драки. Пах, пах, это будет интересно! А в шахматы мы завтра поиграем…

Второй день продолжалось веселье в доме Пенди-бая. Как-никак женился его единственный сын — Мялик. Уже не одна овца жалобно проблеяла, в предчувствии смерти, перед здоровыми джигитами с засученными рукавами.

Перевалило за полдень. Гостей у Пенди-бая набралось еще больше, чем вчера. Понаехали даже из дальних мест, наслышавшись о призах, которые Пенди-бай приготовил для победителей состязаний.

Среди собравшихся снова появился вчерашний редкобородый глашатай.

— Эй, кто надеется на свою силу, выходи сюда! Победителю — овца. Да не оскудеют богатства Пенди-бая! Эй, кто смелый — выходи!

Слова эти взбудоражили толпу, но смельчаков пока не находилось.

Келхан Кепеле, возлежавший почти у самых ног глашатая, спросил его:

— Слушай, Джаллы, а петь кто сегодня будет?

Глашатай, словно не расслышав его слов, затрубил во весь голос:

— А вечером будет петь несравненный Аман-бахши![13] Всех, кто хочет его слушать, Пенди-бай зовет к своей кибитке!..

— Тьфу, дурень! Разорался! — недовольно вскрикнул Келхан, затыкая уши.

Но в это время внимание всех привлекла группа всадников, появившаяся с западной стороны, из-за бархана, поросшего камышом.

— Ну вот! — крикнул кто-то из толпы.

— Лучше бы они тут не появлялись.

— А что такого?

— Развернуть бы их в обратную сторону…

Последняя реплика не понравилась Непес-мулле. Хоть он и сам был здесь только гостем, но сказал таким решительным тоном, точно праздновали у него дома:

— Гостей, пришедших на свадьбу, никогда не отправляют назад. Каждый должен отведать то, что ему положено.

Пенди-бай, то ли в самом деле не желая нарушить законы гостеприимства, то ли из уважения к Непес-мулле, представился великодушным:

— Мы рады любому гостю. Дадим и пришельцам, друзья, попытать счастья в борьбе. Победивший получит приз, а остальных найдется тоже чем угостить!

— Джигиты, если они выйдут, валите их сразу на землю!

Нежданные гости были нукерами хивинского хана Мядемина. Они занимались сбором налогов в Серахсе. Предводительствовал ими Хемракули-хан, известный среди туркмен как человек настойчивый в своих планах и изворотливый. Вся компания не пользовалась среди людей уважением. И даже красивые и дорогие лошади, на которых хвастливо восседали нукеры, из-за их всадников не приглянулись сейчас никому; люди помнили, как их копыта топтали поля мирных поселян.

Всадники остановились невдалеке и поздоровались.

Пенди-бай дал знак, и Джаллы приступил к своему делу:

— Эй, молодцы, вы попали на свадьбу. Милости просим, слезайте со своих коней! Сейчас как раз начинается гореш[14]. Кто хочет, подвязывайте кушаки, и прошу сюда, на середину!..

— Гореш — это дело, — сказал Хемракули-хан. — А ну, джигиты, слезай, посмотрим, с кем тут потягаться.

Начался гореш. Большинство, вслед за молодежью, отправились к месту состязания. И только Пенди-бай, Сейитмухамед-ишан, Непес-мулла и еще несколько любителей поговорить остались под навесом. Непес-мулла рассказывал о только что прибывших.

— В Язи[15] они обычно не слишком бесчинствовали. А тут появился этот Кичи-кел, и они дошли до того, что хотели даже водой завладеть…

Пенди-бай перебил его:

— Разве Кичи-кел родом не из Караахмета? Что, у него и в Язи кто-то есть?

— У таких людей только для доброй памяти никого нет! — с горечью ответил Непес-мулла. — А как начнут враждовать, так каждую душу припомнят! Люди говорят, от него еще раньше все родственники отказались. Тогда он пришел к Мядемину и сказал ему: «Хоть я и туркмен, но туркмены меня кровно обидели. Они убили моего отца…»

— Говорят, он даже на стариков плетью замахивался…