Крепости неодолимые

Отгремели выстрелы под Москвой, в Кремле застучали топоры плотников и молотки каменщиков, потянулся в столицу торговый люд. Троице-Сергиев монастырь, по свидетельству очевидца, превратился «в больницу и богадельню». Шли нескончаемым потоком в обитель потерявшие кров, израненные и искалеченные в боях, и ни один из них не получал отказа ни в чем. Трудами и заботами келаря Аврамия и архимандрита Дионисия строились избы и странноприютные дома, где страдальцы находили приют, утешение и пропитание. Не остались без внимания и сложившие голову за Отечество. Многие из тех, чьи кости валялись в окрестностях монастыря, обрели в нем последнее пристанище.

Затишье в боях, наступившее на Руси, вовсе не означало о спокойствии в умах и в политических страстях. Один из первых биографов Аврамия Палицына дает представление о титанической работе ума, о всплеске эмоций, захлестнувших Москву. «Подвигоположник и миротворец Аврамий первый предложил Священному Собору и Синклиту о избрании законного царя на сиротевший престол, и в Москве, на лобном месте, красноречивым словом своим вразумил народ и бояр избрать царем кроткого, незлобивого, умного юношу, близкого деду родному — Михаила Федоровича Романова».

Не возьмемся утверждать о первенстве Аврамия Палицына в выдвижении кандидатуры сына митрополита Филарета, томившегося в польском плену: одно для нас неоспоримо: келарь твердо отстаивал идею спокойствия и умиротворения Руси, которой целиком и полностью отвечал по своему характеру «наиболее близкий к династии Рюриковичей» Михаил Романов. С 23 апреля по 3 мая правитель Московского государства пребывал в Троице-Сергиевом монастыре, где келарь Аврамий и архимандрит Дионисий поведали ему о нелегкой доле обители в Смутное время, 11 июля 1613 года Михаил Романов венчался в Москве на царство. В церемонии и торжествах коронования принимал участие и Аврамий Палицын.

Мог ли он тогда предполагать, что через несколько лет волна нового нашествия накатится на Россию и не минует ни Москву, ни Троице-Сергиев монастырь. Но на сей раз выстрелы многочисленных пушек и пищалей с его стен значительно поубавили пыл соискателя русской короны Владислава. Королевич не решился на приступ и после непродолжительного стояния пошел на мировую.

Преодолев телесную немощь, келарь Аврамий в дни, когда Отечеству вновь угрожала опасность, дал наглядный урок врагам в твердости духа русского человека.

И отец расскажет сыну
Показуя образ твой,
Как ты в бедствия годину,
Грудью, златом и мольбой
Был отечеству служитель,
Ратуя со стен святых,
И с Москвою спас обитель, —
Жив ты в подвигах своих.

По обету постриженных в Соловецком монастыре каждый монах должен был возвратиться в него, чтобы в постах и молитве провести остаток дней своих. «Кончина моя обречена на средь волны морские», — сказал Аврамий Палицын над ракой с мощами преподобного Сергия и отправился в далекий путь.

Семь лет прожил на Соловках «по трудах и покое» Аврамий Палицын, поражая иноков необычайной памятливостью и ежедневным многочасовым корпением над описанием событий Смутного времени. Свидетель и непременный участник их тихо и незаметно сошел в могилу 13 сентября 1627 года. Судьбе было угодно распорядиться так, чтобы меч человека, принесшего России свободу, находился рядом с останками того, к образу которого вновь обратились россияне в годину наполеоновского нашествия.

…Тюрьма. Страшное, недоброе слово, от которого веет холодом сводчатых стен, мраком и узенькой полоской света, еле пробивающегося сквозь решетчатую отдушину в мир свободы. Впрочем, тюрьмой в подлинном смысле этого слова монастырь на Соловецких островах станет несколько позднее. А пока не было на севере такой крепости, которая могла бы соперничать с нею в мощи стен, башен, бойниц.

Сама природа, казалось, позаботилась о месте выбора монастыря. Закрытые от пронизывающих северных ветров бухта и гавань Благополучия, скалистые и каменистые берега, суровый климат выпестовали особую категорию монахов-поморов, кормившихся нелегким трудом рыбаков, соледобытчиков. Такими были и основатели Соловецкого монастыря преподобные Зосима и Савватий, не предполагавшие, что избранное ими в 1436 году пристанище на берегу островного озера окажется значимым не только в судьбе Севера, но и всей Руси.