Крепости неодолимые

Казалось, после очередного поругания не воспрянуть святыням, не обрести своего лица. Но воистину красота неистребима, и воплощением ее стал отстроенный уже в XVIII–XIX веках монастырь с монашескими кельями, странноприимным домом, гостиницей для богомольцев, число которых иногда достигало восьми тысяч. Бесстрастные отроки отчета говорят, что «всех часовен на Валаамском архипелаге 16» скитов — 4, храмов — 6: Преображенский, во имя преподобных Сергия и Германа, Успенья Пресвятой Богородицы, святых Апостолов Петра и Павла, Живоначальныя Троицы, Живоносного источника».

Но за каждым камнем, вложенным в любое из строений на острове, стоят мучительные раздумья творцов, людской труд и пот, священная человеческая память. Она бережно хранит легенды о шведах-разрушителях, которых постиг мор, когда они попытались осквернить мощи основателей монастыря св. Сергия и Германа, о неком финне, попытавшемся совершить то же самое. Язвы на его теле стали на долгие годы карой за святотатство. Предания хранят обстоятельства неудачной попытки шведского короля Магнуса овладеть Валаамом.

К эпитафии на камне трудно что-либо добавить:

На сем месте тело погребено,

В 1371 году земле предано,

Магнуса, Шведского короля,

Который святое крещение восприя

При крещении Григорием наречен.

В Швеции он в 1336 году рожден,

В 1360 году на престол возведен,

Великую силу имея и оною ополчен

Двоекратно на Россию воевал

И о прекращении войны клятву давал;

Но преступив клятву, паки вооружился

Тогда в свирепых волнах погрузился

На Ладожском озере войско его осталось,

И вооруженного флота знаков не осталось;

Сам он на корабельной доске носился,

Три дня и три ночи богом хранился,

От потопления был избавлен,

Волнами к берегу сего монастыря управлен.

Иноками взят и в обитель внесен,

Православным крещением просвещен:

Потом, на место царское диадемы,

Облечен в монахи, удостоился схимы,

Пожив три дня, здесь скончался,

Быв в короне и схимою увенчался.

— …Не обошли невзгоды и испытания Смутного времени один из самых красивейших российских монастырей Кирилло-Беловерский; основанный учеником преподобного Сергия Радонежского монахом Кириллом. Природа, «скудная, дикая, пустынная», не помешала создать творение, которое и поныне вызывает невольное восхищение. Но оно, если и пробудилось в ком-то из воинов-литовцев, приведенных воеводою Бобовским под монастырь, тотчас уступило место грубому инстинкту легкой наживы. И тогда затрещали ясли, заревел скот, жалобно зазвенели запоры на амбарах, заполыхали пожары в предместье.

Но когда дело дошло до открытого столкновения с монастырскими сидельцами, то у грабителей прыти заметно поубавилось. В ночь 5 декабря 1612 года их первый приступ оказался безуспешным. Разорив и разграбив Вологду, литовцы и мятежные казаки вновь объявились у монастыря через неделю. С криком и шумом подступали они к обители с лестницами, обстреливали из пушек, засыпали калеными стрелами. Иноки, стрельцы, жители и богомольцы бились «с литовцами и поляками накрепко и многих воровских людей побили насмерть и поранили». От третьей попытки взять монастырь соединенные силы захватчиков попросту отказались, объясняя это так: «К Кириллову монастырю мы зимусь (1612 г.) и летось (1613 г.) приступали… да бог их помиловал…» Долгие пять лет монастырь жил в постоянном напряжении, готовясь к встрече с врагом, и только в конце 1616 года защитники облегченно вздохнули: нашествие захлебнулось в бессильной злобе.

Издревле существовавшая народная мудрость предупреждает, что негоже со своим уставом в чужой монастырь соваться. Однако этой истиной изрядно пренебрегали и во времена ушедшие и в нынешние. Черная утробная зависть к монастырским богатствам, к жизненному укладу, отличному от мирского, которая жгла иноплеменных и доморощенных недругов молящейся братии, обратила их в тлен и уготовила им вечное проклятие. Между тем в памяти людской названия Троице-Сергиевой лавры, Соловецкого, Кирилло-Белозерского и Валаамского монастырей жили и будут жить, как крепости неодолимые.

СВЯЩЕННИК ПОЛКОВОЙ