Крепы

Я сразу узнал Петра Сергеевича; кроме него был еще один живой человек и, кажется, трое покойников. Покойники меня совсем не интересовали.

«Какой он старый, мой отец», — подумал я и опустил бинокль.

Машины возле гостиницы еще не было. Она появится не раньше чем через пять минут. А на столе пронзительно звонил телефон. Окно было приоткрыто, и откуда-то снизу поднимались сладкие и горькие запахи готовящегося обеда.

«Там внизу ресторан», — догадался я. Не постучав, в номер вошла горничная.

— Трубку снимите — матушка ваша звонит.

Я снял трубку. Мать говорила плачущим голосом. Она расстроилась, потому что не может приехать. Она говорила, что нужно было отправить меня в деревню и что-то еще, но я ее не слушал.

— Сынок, ты не поедешь с ним? Сынок, ты останешься со мной? — спрашивала она, и я каждый раз беззвучно кивал.

Не вешая трубки, я перевернул бинокль и стал смотреть на отдалившуюся картинку города. У затесавшегося между домов желтого особняка стояла незнакомая черная машина.

— Ты прости, прости меня, — плакала мать, — но только не уезжай с ним!

Я увидел три черные точки — это были люди. Точки отделились от гостиницы и исчезли в машине. Одна из точек была совсем маленькая, в два раза меньше остальных. Это был я сам, это было мое собственное будущее через пять минут.

Дверь распахнулась.

— Здравствуй, сынок, — сказал чужой человек, испуганно глядя на меня.

— Здравствуй, отец, давно не виделись, — ответил я.

А мать крикнула в трубку:

— Он что, пришел? Олег, ответь мне, он уже здесь?

V

— Ты извини, сынок, — говорил отец, пропуская меня в машину. — Но сейчас такое положение… ни одной минуты свободной… Поедем, покатаемся, по ходу дела и познакомимся. — Голос его немножко дрожал. — А то что же нам с тобой — сидеть в номере дешевой гостиницы и слезы лить?

С ним вдвоем мы поместились на сиденье рядом с шофером. Отец обнял меня за плечи. А сзади сидели трое: незнакомая женщина не из нашего города, Петр Сергеевич и еще один — я видел его утром в кафе под тентом. Это он написал на салфетке: «Нужен отчет».

— Робота этого, Ипполита Карповича, демонтировать пора, — сказал человек, сидящий за рулем. — Дело срочное, на завод поедем!

— На приборный? — тихо-тихо спросил я.

Отец пожал мое плечо.

«Вот здорово, — подумал я. — На приборный!»

— А не удерет он? — спросила женщина не из нашего города.

— Куда он денется, он же при исполнении, — отозвался водитель.

Робот действительно оказался на месте. Он сидел за столом в полутемном холле: губы алые, лицо белое, на фуражке чуть поблескивала кокарда.

— Позвольте поцеловать даме ручку! — загудел робот, и женщина не из нашего города отшатнулась.

Когда мы все вошли, этот робот, Ипполит Карпович, выскочил из-за своего стола и, перегораживая проход, скрипуче заорал:

— Пропуск!

— А настоящий Ипполит Карпович — умер он или все-таки жив? — спросила женщина, пятясь и прижимаясь спиной к стене.

— А какая разница, жив он или умер? В его возрасте это уже все равно — толку-то никакого! Дожил до ста лет и работать не может! — сказал водитель. — Я всегда говорил, что лучше умирать молодым.

— Я не умер, я жив, — вдруг загудел робот. — Я не умер, я жив.

Откуда прилетел Кромвель, я не понял, но единственная в городе птица вообще имеет привычку появляться как-то неожиданно. Кажется, воробей выбрался из кармана этого, с крыши, которого они все называли Кирилловым. Описав краткий полукруг от пола к потолку, черный воробей на мгновение завис в воздухе, а потом камнем упал на голову роботу. Механический Ипполит Карпович плавно взмахнул своими длинными руками, пальцы в белых перчатках растопырились, и из груди его донесся пронзительный звон и хруст. Зацепившись коготками за фуражку, Кромвель повис головой вниз. Несколькими крепкими ударами клюва птица расколола фотоэлементы робота. Растопыренные пальцы судорожно замелькали в воздухе. Кромвель бесстрашно перескочил с фуражки на зеленое плечо и ударил металлическим клювом в ушную раковину робота.

— Молодец, птичка! — прямо-таки пропел Кириллов. — Так его, так его, крепа-мерзавца!

Я осмотрелся — мертвецы испарились. В холле остались только я, отец и Петр Сергеевич. Ипполит Карпыч сначала постоял, раскачиваясь, потом уперся руками в стену и упал.

— А где все? — спросил отец.

— Вот, всегда так, — сказал Петр Сергеевич. — Никогда не угадаешь… — Он тер пальцами глаза. — Вы только не удивляйтесь, у мертвых свои пути, у живых — свои, и очень часто они расходятся.

Робот неподвижно лежал лицом вниз, и только рука в белой перчатке слегка царапала пол.

— Как это все-таки ужасно. — Концом ботинка отец осторожно ткнул робота куда-то в бок. — Но вы говорите, в нем была человеческая душа?

— Боюсь, что прошедшее время здесь не совсем применимо, — вздохнул Петр Сергеевич.

Потом мы все удобно уселись на стульях в кабинете главного инженера, и тот устроил Петру Сергеевичу разгон. Он буквально орал на него: