Крепы

«Что я ему скажу? — представив себе лысого чиновника, сидящего за этой внутренней дверью, прикидывал Алан. — Нужно ведь как-то покороче сказать, четко, понятно. Нужно показать испорченный отчет… Саквояж…»

— Скоты! — тихо бросил Егор Кузьмич. — Морят людей в очереди… Аномальные явления… Зря… Зря мы сюда…

— А куда, вы считаете, нужно? — спросил так же тихо Алан.

— Ну, не знаю… В генштаб, что ли… Там тоже, конечно, одна извилина, и та от фуражки, но там быстро.

— Это для вас там быстро! — сказал Алан. — И какое отношение ко всему имеет генштаб?..

— Ну, я не знаю. — Полковник был уже изрядно раздражен. — Как-то можно все это привязать к вооружению… к шпионажу?

— К шпионажу — это как раз здесь! — сказал Алан. — А к вооружению как-то оно у меня не привязывается!

Лица посетителей блестели от жары. Установив саквояж на коленях поудобнее, Алан Маркович переключился на секретаршу: ни капельки пота на накрашенных щечках, длинные пальчики шелушат толстую кипу листов на столе. Ему показалось даже, что между листами под ее пальчиками мелькнуло что-то прозрачное, желеобразное, он даже прищурился, желая понять, что это было, но тут Анна схватила его за руку.

— Я не знаю, что произошло, — сказала она, — или, может быть, произойдет…

— Ты видишь что-то такое, чего не видим мы? — спросил, наклоняясь к ней, Егор Кузьмич.

— Кое-что вижу.

— С Олегом что-то? — спросил Алан. Он пристально смотрел на Анну. Та зажмурилась.

— Да!

— Следующий! — громко объявила секретарша. — Господа, не задерживайте… Следующий… Проходите, следующий, — у нее был высокий капризный голос, — не задерживайте очередь.

IX

Не став ждать медленно спускающегося лифта, Алан единым духом взбежал по ступеням, быстро, до боли в сердце. Открыв дверь, он облеченно вздохнул. Олег с книгой в руке лежал на диване.

— С тобой все в порядке? — спросил Алан.

— А что со мной должно быть не в порядке?

— Как в школе? — Он поставил саквояж на стол и стал медленно раздеваться.

— В школе хорошо. А ты съездил, отдал свой отчет?

— Отдал… — с неохотой сказал Алан. — Глупость какая-то выходит. Отдал и не знаю теперь, зачем это сделал.

— Наверное, не надо было отдавать?

— Наверное, не надо! Ужинать будешь?

— Буду! — Олег закрыл книгу и спустил ноги с дивана. — А почему дома такой разгром? Ты что, с кем-то бился?

И только тут Алан Маркович заметил, что штора аккуратно повешена на место — не хватает только одного кольца — стол вытерт, и вообще, в комнате полный порядок.

— Спасибо! — сказал он. — Да… Тут какие-то молодые люди грозились меня убить… В письменной форме даже!

— А ты?

— А я устоял! Кстати, мама утром звонила…

— Мама?

Случайно их глаза встретились, и Алан ощутил неловкость: ведь даже словом сегодня не обмолвился о сыне, ни звука не проронил…

— Телефон разъединило… — сказал он. — Собственно, мы толком даже ни о чем и не поговорили. Она только крикнула сквозь гудки: «Отчет!» — В раздражении он полным чайником хлопнул по зажженной газовой горелке. — Отчет, отчет! Ну, отдал я его, и что?

— Не туда отдал? — Олег своим спокойствием попробовал смягчить раздражение отца.

— А я не знаю. Представляешь, сидит за большим столом такая лысая крыса, ковыряет пальцами в узле галстука и говорит: «А вы уверены, товарищ? А вы уверены, товарищ, что все это вам не приснилось?» Анну даже и в кабинет не пустили. И саквояж не взяли.

— А Анна была с тобой?

— Ну.

— Как она?

— А ты знаешь, она интересная женщина, неглупая. Только она ничего не помнит, она и тебя, между прочим, тоже не помнит…

— Вообще ничего не помнит?

— Абсолютно. А в остальном — самый обыкновенный человек, без фокусов. Похоже, выбило из нее крепа и она все забыла. Это называется — амнезия.

— Значит, вы помирились?

— Не знаю… Мы, по-моему, и не ссорились! А что ты читаешь? — Алан взял с дивана книгу, но Олег мягким движением отобрал.

— Ерунду я читаю, совсем неинтересно!

— А знаешь… — расслабившись в кресле, сказал Алан, — может, плюнуть на все и вернуться туда, домой… Вместе вернуться… Что нам сделают, как считаешь? Отчет я передал. Все, что мог, как говорится, исполнил… Поедем?

Олег сидел за столом и на чистом листе той же самой авторучкой рисовал человечков, некоторое время оба они молчали, потом вдруг Олег спросил:

— А ты любишь ее?

— Кого? — не понял Алан.

— Нашу маму?

— Наверное… Хотя, знаешь, и без «наверное» люблю!

— Я хочу рассказать…. — начал Олег после очередной паузы. — Помнишь, мы ходили на телефонную станцию?

— Помню, и что там?

— Я тихонечко прокрался в одну из комнат и позвонил в прошлое, маме… Я спросил у нее… Она в прошлом была маленькой девочкой… Я спросил, ехать мне с тобой или нет… И знаешь, мы с мамой… ну, в общем, нельзя сказать, чтобы мы особенно дружили, — я не хотел уезжать совсем из-за другого… Но мне очень нравится, понимаешь, та маленькая девочка.

Алан Маркович смотрел на своего сына, рассеянно водившего чернильной авторучкой по листу бумаги, потом взглянул на звезды за оконным стеклом и совсем негромко сказал:

— Ну что же, Олег… Пусть так! Значит, мы с тобой любим одну и ту же женщину.

X