Крещение Руси и Владимир Святой

Последующие саги, однако, расцвечивают картину несчастий мальчика новыми подробностями. Какие-то из них могут быть и достоверны, но какие-то – явно вымышлены. Так, создатель цитированной ранее пространной саги, монах Одд, отправляет вместе с Олавом на восток и его мать, вопреки ясным свидетельствам более ранних источников. Ее якобы тогда же захватили эсты и продали отдельно от сына. Сообщение это восходит к семейным преданиям одного богатого южнонорвежского рода, основатель коего будто бы выкупил Астрид и на ней женился. Тот же Одд упрощает сюжет, утверждая, будто Торольв отправлялся не к какой-то своей родне, а к Сигурду (более ранние саги даже имени Сигурда не называют).

Олава якобы дважды перепродавали. Сперва его держал при себе некий Клеркон – пират, убивший Торольва на глазах у ребенка. Наиболее поздние версии добавляют, будто Торольв пал не в бою, а был убит Клерконом позже – разбойник счел, что он слишком стар для продажи в рабство. Затем за «необычайно хорошего козла» Олава купил другой эст, с подозрительно похожим именем Клерк. Следующим и последним хозяином Олава, давшим за него «драгоценную одежду» – плащ, был Эрес. О нем сообщаются уже некоторые, хотя и сомнительные подробности – имя жены Рекон и сына Реаса. Вместе с Олавом перепродавали сына Торольва, Торгильса, который был чуть старше. Эрес относился к Олаву очень хорошо. Он ни в чем не отказывал мальчику и растил его вместе со своими детьми отнюдь не как невольника.

Сколько лет провел Олав в Эстланде, неясно. По наиболее частой в сагах версии, он прожил там шесть лет, то есть попал в плен в три года. Но по другой и одной из самых ранних, три года ему было в момент смерти отца. Торольв же прожил в Швеции некоторое время, прежде чем отправиться в злосчастную поездку за Балтику.

Возвращаемся теперь к повествованию пространной саги. Услышав от Олава обо всем происшедшем, Сигурд спросил: «Хочешь ты теперь, родич, чтобы я купил тебя у твоего хозяина и ты бы не был больше у него в неволе и услужении?» – «Мне теперь стало хорошо, – ответил Олав, – по сравнению с тем, что раньше, но я очень хотел бы быть освобожденным отсюда, если бы мой брат по воспитанию был освобожден из рабства и поехал бы он со мной прочь». Сигурд обещал ничего не пожалеть для такого исхода.

Между тем Эрес вернулся домой. После положенных приветствий – а хозяин встретил княжеского посланца с глубоким почтением – Сигурд предложил продать двух мальчиков «за любую цену». «Я теперь тотчас заплачу за них», – поручился он. Эрес, однако, ответил: «Я продам старшего мальчика, как мы договоримся, а младший у меня не для продажи, потому что он умнее и даже красивее, и его я люблю много больше, и мне трудно расстаться с ним. И я не продам его, кроме как по большой цене». – «Как высоко поднимется цена?» – решительно спросил Сигурд. Эрес стал отнекиваться, но под натиском норманна не устоял. Уговорились на том, что за Торгильса Сигурд дал марку золота, а за Олава – девять, и то Эрес принял их без охоты. Скандинавская марка (около 218 г.) равнялась примерно четырем новгородским гривнам. Сорок (не золотых) гривен – стандартный выкуп «за голову» на Руси.

Вместе с обоими детьми Сигурд покинул Эстланд и вернулся в Новгород. Здесь он втайне воспитывал Олава у себя дома. Варяг опасался, что непрошеное воспитание иностранного королевича вызовет княжеский гнев. Так что немногие знали о происхождении Олава. Поздние саги придумывают даже особый русский закон, «что там не полагалось воспитывать сына конунга из иноземного рода или из далекого государства без ведома самого конунга», то есть русского князя. «Закон» мог и существовать – как негласное и неписаное, всем без слов понятное правило приличия. Ясно, что воспитание столь родовитых изгнанников и претендентов вполне могло привести и к международным осложнениям, и даже к войне. Харальд же Серая Шкура, конунг Норвегии, пусть и занятый постоянно внутренними распрями, славился как дерзкий викинг, не раз нападавший на чужие края.

Так прошло три года. Когда Олаву исполнилось двенадцать, однажды на новгородском торге он встретил эста, вооруженного боевым топором. Олав узнал топор своего воспитателя Торольва. Он начал расспрашивать о происхождении оружия. Эст беззаботно похвалялся перед отроком, и тот вскоре понял, что перед ним убийца Торольва. Олав попросил топор и, взяв его в руки, рубанул эста. Враг упал замертво. Произошло это посреди торга, на глазах у огромной толпы народа. Зная о суровых русских законах, защищающих приезжих гостей, Олав бежал на двор к княгине – надо думать, не без совета Сигурда. Княгиня, узнав обо всем, и вправду вступилась за Олава, настаивая на справедливости убийства. Поскольку кровная месть по русским законам также была оправданна, Владимир не только помиловал Олава, но и похвалил его, сочтя поступок «небывалым», а удар «очень славным» для двенадцатилетнего отрока. Он позволил Олаву остаться в Новгороде, а вскоре усыновил его.