Крещение Руси и Владимир Святой

Послание киевского князя звучало явной и вполне осязаемой угрозой: «Вот, град ваш славный взял. Слышал я, что сестру имеет девою. Если не дадите ее за меня, то вот – сотворю граду вашему, как и этому сотворил». Падение Херсонеса, весть о котором пришла сразу после победы при Авидосе, было воспринято в Константинополе как внезапное бедствие. Отвоевать столицу крымской фемы не имелось ни малейшей возможности. Обещание Владимира пойти на Царьград могло оказаться пустым бахвальством победителя-«варвара». А если нет? Империя еще не забыла ни давних набегов «русов», ни разорительной войны со Святославом. А между тем Варда Склир пока не был сломлен и собирал новые силы для борьбы с Македонским домом. Василий и Константин «печалились» – но вынуждены были сдаться. В конечном счете Владимир выполнил их главное условие – крестился. Теперь же устами своих послов он обещал крестить и Русь. Здесь веско могло прозвучать слово патриарха Николая Хрисоверга.

Оставалось упросить саму Анну. «Корсунская легенда» – почти единственный наш источник, согласно которому Владимир был еще язычником, – сгущает краски, но ненамного. От крещения «варвара», в искренность которого у Анны верить никаких оснований не было, мало что менялось. Братья в конечном счете просто приказали ей отправляться. Анна говорила им: «К поганым не пойду. Лучше мне здесь умереть». Василий и Константин взывали к религиозным чувствам и к долгу перед Империей: «А вдруг тобою обратит Бог Русскую землю в покаяние? А Греческую землю избавишь от лютого рабства. Видишь ведь. Сколько зла русы сотворили грекам. А если сейчас не пойдешь, то же сотворят нам». «И едва ее понудили», – заключает летописец.

Владимир вроде бы приглашал самих новых свойственников в Корсунь, но те не рискнули являться ему на глаза – да и сохранили остатки достоинства перед лицом продолжающегося мятежа. Анна вместе с русскими послами и своими сопровождающими взошла на приготовленную для нее «кубару», то есть морской корабль. С ней плыла в Корсунь достойная порфирородной царевны свита – сановники императорского двора и священнослужители. Анна с плачем облобызала родственников и навсегда простилась с ними. Плакали и оба императора.

Перед самым отплытием царевна повернулась к куполам Софийского собора и взмолилась: «О Великое Человеколюбие, высокий Царь Славы, Премудрость Отчая, из чистой Отроковицы храм себе создавший, Сыне и Десница Вышнего, – простри, Отче Вседержитель, десницу от средины ядра Твоего и истреби врагов Христа Твоего! Се, враги твои расшумелись, и ненавидящие Тебя воздвигли главу, и на людей Твоих лукавствуют волею, и совещаются на святых, и говорят: “Истребим их из языков, и да не упоминается имя”, зрящее умом на Тебя. Но, Господи, Господи, да не заглушишь слез моих и не прекратишь, и, Боже, от противящихся деснице Твоей сохрани меня, Господи, как зеницу ока, и кровом крыл Твоих укрой меня. Все ведь для Тебя возможно, и Твоя слава вовеки, аминь». С этими словами она утерла слезы и взошла на корабль.

Еще в апреле или уже в начале мая 989 года Анна прибыла в Херсонес. Узнав о приближении императорского судна, горожане высыпали за ворота. Анну они встречали как свою освободительницу. К тому же впервые за долгие годы в их город прибыла особа из императорского дома. Царевну «с поклоном» ввели в стены Херсонеса. Ей отвели дворец рядом с дворцом, который занял Владимир. Их «палаты» частично разделяла – весьма знаменательно – христианская церковь. Дворец, отведенный Анне, располагался позади храма, «за алтарем», а захваченный русским князем – с одного из «краев».

Согласно «корсунской легенде», именно тогда Владимир «разболелся очами». «И не видел ничего, – повествует летопись, – и тужил вельми, и не мыслил, что сотворить». Анна послала к жениху со словами: «Если хочешь избыть болезни этой, то поскорее крестись. Если не сделаешь, то не избудешь сего». Версия легенды, приводящая ее молитву перед отплытием, именно в этом находит ответ: «Господи, глаголавший пророком Давидом, что живой в помощи Вышнего в крове Бога Небесного водворится, – обращается Анна к Богу, – ныне Ты заступник мой и прибежище мое, Бог мой и Помощник мой, уповаю на Тебя». Владимир тогда вторично приносит Богу обет креститься: «Если истинно это будет, то воистину велик Бог христианский». «И повелел, – говорит наконец летописец, – крестить себя».

Владимира, по этой версии, крестил корсунский епископ со своими иереями. «Как возложил на него руку, – продолжается рассказ, – тут же прозрел». Владимир в ликовании воскликнул: «Впервые увидел Бога истинного!» Многие дружинники князя немедленно окрестились. После этого Владимира повенчали с Анной.