– Глаза-то не лопнули, – посетовала Стеша. – Токо вот как я при живом муже сызнова под венец пойду?
– А тебе-то кака в том нужда приспичила? – рассмеялся Игнат. – Нынешняя власть советская и религию всякую отменила! Так что не найдешь теперь венца, под который мужика тащить надо! Щас вас в книгу в Совете запишут, и все – ни церквей тебе, ни венцов! Теперя и царские, и церковные законы недействительны! Стало быть, вы с Аверьяном не жанаты!
Стеша поняла, что ничем не привязана к Аверьяну, и, пользуясь случаем, всецело отдалась завоеванию сердца Петра. Сыновья не особенно отягощали ее: Игнат «сплавил» мальчиков в станицу Верхне-Озерная к прабабушке на неопределенное время.
Однако старания Стеши выскочить за Петра замуж ощутимых результатов не приносили. Петр вначале проявлял интерес к Стеше, затем охладел к ней, а вскоре и вовсе стал избегать ее. Стеша пыталась разыгрывать из себя обиженную страдалицу, чтобы привязать Петра к себе покрепче.
Видимо, разгадав ее намерения, Петр все реже оставался на ночлег в ее избе. Все чаще, ссылаясь на служебные дела, исчезал в «длительные командировки». К ней же наведывался теперь зачастую в нетрезвом состоянии, и Стеша внутренним женским чутьем безошибочно улавливала, что Петр к ней безразличен.
Явившаяся гостья еще больнее травмировала душу Стеши сногсшибательной новостью. Как оказалось, у «ее Петра» есть взрослая дочь, которая проживает где-то в Тамбове. Так что теперь Стеша обратила свой гнев на гостью: та наговорила ей столько плохого про Петра, что голова шла кругом.
– Ты заявилась испохабить мою жизнь! – кричала она девушке. – Сознайся, што оговариваешь Петеньку маво?
Гостья, назвавшаяся Анной, тоже не на шутку рассердилась. Она вцепилась пальцами в горло Стеши и, ненавидяще глядя в глаза, злобно прошептала:
– Он вообще-то любил тебя хоть когда-нибудь, курица? – Ее глаза были холодны и жестоки. Этим своим отпором Анна заставила Стешу прикусить язык и умолкнуть. – Тебе, женщине замужней, – беспощадно наседала девушка, – не пристало быть изменщицей и дурой наивной, ясно?
Успокаивая нервы, Анна прошлась по избе. Она шагала тихо, почти неслышно, как хищная кошка, подбирающаяся к добыче. Вновь голос ее уже зазвучал шипением змеи, готовящейся к атаке.
– Не пытайся разозлить меня, Стешка непутевая. Мне наплевать на тебя. Я хочу оградить от твоей прилипучести пророка сектантов-скопцов.
Стеша, услышав, для чего в ее дом явилась эта «негодница», притихла, забилась в угол у печи, угрюмо вытирая слезы.
– Странно, почему он на сей раз выбрал тебя, развалюху старую, да еще с двумя «хвостами», а не девушку помоложе? – вздохнула Анна. – Хотя какая теперь разница. Все одно он ни с кем вязать свою судьбу не собирается.
– Типун тебе на язык! – Стеша снова вспыхнула, подавшись вперед, словно тигрица, готовая вцепиться в лицо своей противницы. – Он любит меня, а я ево. Так што не больно-то верти хвостом, вертихвостка!
– Он не любит, акромя себя, никово, – остудила ее пыл девушка. – Даже меня… Но спасать от таких, как ты, прилипалок, я его обязана. А теперь просьба к тебе имеется. Подсоби мне Ивана Ильича образумить?
– Хто? Я? – не поверила своим ушам Стеша. – Ты што от ревности умом повредилася? Для че мне тебе подсоблять спасать сектанта энтова, греховодника брехливова?
Анна злорадно ухмыльнулась.
– Вот и вся ты как на ладони, – сказала она. – А куда подевалась любовь твоя? Ладно, быть посему, оставим это словоблудие. Так скажи ты мне на милость, душа сучья, подсобишь в просьбе моей или самой управляться дозволишь?
– А што ты с Петенькой сотворить замышляшь, змеюка подколодная? – спросила Стеша, глядя на девушку исподлобья.
– Усыпишь ево, когда явится, и в постель затащишь, – ответила Анна. – Свяжем мы его опосля. Я думаю, что больше ты мне не понадобишься. Дальше я и без тебя обойдуся.
Иван Сафронов сидел перед окном второй день, наблюдая, как наступает ночь. Он даже привык, что его руки и ноги связаны, и не обращал на это внимания. Он не возмущался, не угрожал, не требовал, всецело полагаясь на судьбу, которая, в общем-то, всегда благоволила к нему. Ивашка верил в свою исключительность на земле.
Однако сегодня кормчий не чувствовал себя хозяином положения. Он ненавидел свою беспомощность и острее чувствовал свой возраст! Невыносимо было осознавать себя слабеющим. Внешне он пока еще здоров и крепок, но сотни мелких недугов и хворей свили в его теле настоящее гнездо. Редкий день проходил без раздражения от того, что какая-нибудь из болячек не заявляла о себе, и Ивашка все больше и больше злился на стареющее тело. А ведь худшее еще впереди…
Ивашка вспомнил отца. Тот лежал на кровати за печью. Страшная болезнь разлагала его внутренности и приковала к постели, но голова несчастного оставалась светла, как у юноши. Он ворочался словно в бреду и цитировал Евангелие, именно главы о смерти и загробной жизни. Отец был убежденным православным христианином. Он свято верил в Иисуса Христа и в то, что любой богобоязненный человек способен одержать победу над силами зла. Даже умирая, Илья Иванович славил Господа.