— Седня ешо одно таинство исполним, — сказал Сафронов, глядя на Калачева. — Тебе пора с нами сообча жить-поживать, голубь! С нашева корабля два пути: либо с нами, либо… ты потонешь даже в мелкой луже!
Калачев промолчал. Затих и Ивашка. И вот, подумав, Аверьян произнес:
— Слыхать-то слыхал про секту вашенскую, но помыслить не мог, што зараз промеж вас убогих окажуся.
— О бытие нашенском опосля посудачим, — ответил Сафронов вкрадчиво. — Ты вота определися щас, с нами ты али врозь? Ежели што, то мы и без тебя обойдемся, а вот обойдешься ли ты без нас?
— Нет, наверное, — признался вынужденно Аверьян. — И впрямь теперя кому я эдакий калека убогий нужон буду?
— Ты Хосподу нужон, — заверил его Ивашка, положив доверительно руку на плечо. — А Хосподь Бог — энто я! Не серди меня понапрасну, Аверьяха. Душами зараз сростемся, вовек сообча жить будем!
Следующим утром Аверьян проснулся встревоженным. Открыв глаза, попытался выяснить причину своей тревоги, набросил на плечи тулуп и вышел на улицу. В избе и вокруг нее не видать никого. Знамо, Ивашка и «сестры» еще не вернулись «из гостей». Но почему топится баня в огороде?
Аверьян подошел к колодцу. Заглянул вниз и увидел далеко в глубине воду. Не понимая, что делает, он заговорил с ней о своих бедах и бросил вниз камешек. Круги на воде быстро рассеялись — а в нем вдруг снова пробудилась невыносимая тяга к самоубийству. Вода в колодце манила к себе, и Калачев решал…
— Сигануть никак собрался? — прозвучал сзади голос Сафронова, заставивший сжаться и отскочить от сруба.
— Да нет, — проблеял Аверьян сконфуженно, кротко глядя на Ивашку. — Я завсегда любил в колодцы глядеть. Хто-то на огонь зыркает, а я вот в колодец, на водицу.
— Оставь озорство энто, не маленький ужо, — заявил Сафронов, останавливаясь рядом. — Я ж тебе дело сказывал: али с нами, али хрен с тобой! Токо не боися убивать себя, ежели надобность в том приспичила. Мы тебя как своево, как святова захороним!
— Ну с вами я, куды же теперя! — воскликнул в сердцах Аверьян. — Токо душу не мотай на руку. Я ужо завсегда с тобой, и довольствуйся сеим, ежели потребность во мне имеется!
Ивашка окинул его оценивающим взглядом.
— Што ж, — сказал он, — быть посему. Нынче в баню пойдем. Тела ополоснем малеха и…
Ночью, после радения, когда другие участники обряда покинули избу, Сафронов подсел к кровати Аверьяна. Он долго и внимательно разглядывал возбужденное, покрытое капельками пота лицо Калачева, после чего вкрадчиво поинтересовался:
— Што, впечатляют радения нашенские?
— Ага, — выдохнул Аверьян, открывая глаза. — Я бутто сызнова возродился! Я… я… — он облизнул губы, — я бутто в раю побывал!
Ивашка довольно крякнул, по лицу расплылась широчайшая улыбка.
— То ли ешо будет, Аверьяша, — сказал он, томно вздыхая. — Вот кады ешо адептами пообрастем, то окрепнем зараз! Чем больше народу в раденьях участвует, тем больше благодати с небес снисходит!
— Шуткуешь, — посмотрел на него недоверчиво Аверьян, — хто ж захотит увечье себе причинять оскоплением?
— Энто ужо моя заботушка, голубок, — ответил Сафронов загадочно. — Мир полон грешников неприкаянных, и среди них достаточно эдаких, хто на корабле нашем местечко себе найтить захотит! А ну собирайся. Подсобишь малеха в деле праведном, а заодно и поглядишь, как голубки дикие на наш корабль залетают.
Шагая гуськом друг за другом, они подошли к бане. Из предбанника выглянул Стахей Голубев.
— Как она? — спросил Ивашка. — Не передумала в участии своем?
— Вроде как засумлевалася, — ответил Голубев, — но ничаво. Савва и Авдей ее даже в предбанник не выпускают. Дали зелья соннова и…
— Силком вливали али сама выпила?
— Сама, не супротивлялася.
— Об чем вы энто? — встревожился Аверьян. — Вы што, кому-то худо причинить хотите?
— Не взбрыкивай. Щас сам все увидешь, — ответил Сафронов. — Делай все, как я велю, и ни об чем не вопрошай, покуда на то дозволенья не дам. Щас самолично коснешься Великова таинства оскопления, голубок. Заране упреждаю, обо всем опосля судачить будем!
Они вошли в предбанник.
— Хде она? — спросил Сафронов у Саввы, который, завидя его, сразу же отпрянул от печи.
— Тамма, — кивнул Авдей на дверь бани. — Готова ужо.
— Ступай к ней, — распорядился Ивашка, обернувшись к Аверьяну. — Ничаво не делай, токо рядышком с голубкой нашенской на полок присядь.
Переступив порог, Аверьян остановился, увидев обнаженную красивую девушку, лежавшую на полке. В нерешительности потоптавшись, вспомнив наказ «кормчего», приблизился к ней и примостился рядом. Покосился на дверь, будучи растерян, не зная, как поступить, однако что-то подсказывало ему…
Аверьян опустился на четвереньки и легко прикрыл ладонью рот девушки, затем потряс ее за плечо. Она, казалось, не хотела просыпаться. Сонно нахмурившись, пробормотала что-то, но глаз так и не открыла. Аверьян нагнулся ближе и решил разбудить ее шепотом на ухо.
Глаза девушки широко раскрылись, а рот попытался издать крик под его ладонью.