Кресло на чердаке

Жалобное подвывание повторилось. «Это Розамунда», – поняла Надежда уцелевшим краешком своего сознания. Тут же в бок ткнулось что-то холодное и живое… Надежда Николаевна вздрогнула и очнулась.

Рядом с ней, тычась холодным носом, печально выла Розамунда.

Надежда выронила портсигар, встряхнула головой и прижала к себе собаку.

– Девочка моя, спасибо, ты меня спасла! Еще немного – и я оттуда могла не вернуться!

Она подняла портсигар с пола и еще раз осмотрела его, стараясь не заострять внимание на гипнотической спирали. «Да, удивительная вещица… удивительная и опасная. Нужно обращаться с ней осторожно».

Теперь Надежда разглядела, что пластинка со спиралью была вставлена в крышку портсигара. Может быть, это и есть тот самый Параграмон, за которым гоняются члены тайных обществ? Ну да, они ведь говорили, что, когда увидишь Параграмон, его трудно не узнать. Конечно, трудно – ведь он едва не затянул ее в бездну…

Повертев портсигар в руках, Надежда случайно нажала на маленький красный камень сбоку. Раздался щелчок, и портсигар открылся.

В глубине души Надежда подозревала, что в портсигаре спрятано что-то особенное, что-то очень ценное, из-за чего за ним гоняется тот странный немец, который нанял Шершня. Но содержимое ее разочаровало.

Внутри портсигара лежало то, что и должно было лежать, – четыре папиросы или сигареты. Честно говоря, Надежда, не знала, чем они отличаются. Из чистого любопытства она достала одну сигарету, осмотрела ее со всех сторон и даже обнюхала. Сбоку на ней замысловатыми немецкими буквами было написано слово «Ekstein» – видимо, марка сигарет. И пахло от этой сигареты точно так же, как от обычных современных, – сухой бумагой и табаком, к которому, правда, примешался чуть заметный запах тления.

«Надо же, – подумала Надежда, – как хорошо они сохранились! Наверное, и курить еще можно».

Она достала еще одну сигарету, повертела ее в пальцах, поднесла к носу… У этой был совсем другой запах. От нее пахло не старым табаком, а чем-то удивительно знакомым, чем-то, что Надежда смутно помнила…

Надежда сосредоточилась. Говорят же, что именно запахи лучше всего сохраняются в памяти и заставляют вспомнить давно забытое.

И Надежда вспомнила этот запах. До того, как появились ксероксы, ей по работе приходилось копировать чертежи на громоздких и неудобных аппаратах вроде гектографа. В них использовалась специальная бумага – тонкая, полупрозрачная, она отличалась специфическим запахом, похожим на запах ацетона.

Так вот, от второй сигареты пахло так же, как от той копировальной бумаги. А вот это было интересно…

Надежда достала из косметички пинцет, подцепила за уголок папиросную бумагу, представлявшую собой верхний слой сигареты, и развернула ее.

Там, где должен был находиться фильтр, оказался крошечный рулончик тонкой, полупрозрачной бумаги, как та, что использовалась в старых копировальных аппаратах.

Надежда развернула его на столе, и ее взору предстала карта, аккуратно нарисованная черной тушью. На ней были какие-то расходящиеся и пересекающиеся линии, аккуратные квадратики, а еще непонятные условные обозначения и надписи на немецком языке. В центре карты стоял жирный крест, рядом с которым был нарисован восклицательный знак.

– Так вот что он так упорно искал! – вслух проговорила Надежда.

Рози, которая до сих пор спокойно лежала у ее ног, услышав голос Надежды, подняла голову и удивленно на нее взглянула.

– Это я не тебе, Рози, это мысли вслух!

Рози гавкнула негромко, со значением, и Надежда осознала, что сумке уже давно заливается телефон. Неужели муж? Кстати, что-то давно он не звонил…

– Слушаю! – радостно сказала Надежда в трубку, забыв взглянуть на дисплей.

– Надежда Николаевна, это Лиля… – затараторили на том конце, – понимаете… тут такое дело… я, кажется, ключи потеряла… посмотрите, у вас не оставила?

– Так может, в машине… – заикнулась Надежда.

Выяснилось, что в машине ключей не нашлось, а Сима уже уехал, так что Лиле в квартиру не попасть.

– Не знаю… – Надежда вдруг ощутила нечеловеческую усталость, ей совершенно не хотелось заниматься сейчас поисками ключей. – Я ведь убиралась тут, подметала, ничего не нашла…

– А вы под галошницей не смотрели? – не унималась Лиля. – Может, они туда завалились?

Она-то точно знала, что ключи под галошницей, сама же их туда и положила перед уходом…

– Нашла… – произнесла Надежда, тяжело выпрямляясь.

– Ой, я тогда приеду, не на вокзале же ночевать!

Надежда только вздохнула. Спать хотелось до невозможности, а теперь еще Лильку ждать. Рози дала понять, что с нее хватит: сегодня был ужасный день, и она идет спать. И не будить ее до утра.

– Хорошо тебе, – снова вздохнула Надежда.

В это время в дверь громко постучали.

«Надо же, как быстро она доехала! – подумала Надежда. – Просто удивительно!»

Взяв со столика Лилины ключи, она открыла дверь и проговорила:

– Быстро ты… – И тут же попятилась, удивленная и испуганная.

На пороге стояла вовсе не Лиля, а хорошо одетый, гладко выбритый мужчина средних лет, в лице и во всем облике которого было что-то неуловимо иностранное.