Крёсна

Были среди учеников Анны Николаевны разные по профессиям люди, и среди них врачи, а к ним она часто обращалась, да не свое здоровье проверить, а другим ученикам своим бывшим помочь. И почтальонка Рита была ее ученицей — та, что я у Вовки увидел. А я же ее и раньше знал: она каждый день заходила в школу и сразу шла в учительскую — несла туда две или три тонкие газетки. Когда переступала школьный порог, в ней, наверное, школьница просыпалась — Рита улыбалась всегда, оглядывалась по сторонам, рассматривала стены и всякие листы, на них навешенные, — портреты писателей, например, или новую стенгазету, замиряла шаг, и лицо ее некрасивое этой улыбкой как бы украшалось — видно, добрые воспоминания настигали почтальоншу в фойе ее прошлой школы.

Все в тот же последний, майский месяц нашего третьего класса, когда Анна Николаевна неловко попробовала отделить искусство от политики, я столкнулся с Ритой-почтальонкой на пути от учительской к выходу.

Рита почти бежала, кирзовая неловкая сумка громко хлопала ее по боку, словно подгоняла, и приветливая, теперь-то уж, после знакомства в Вовкином доме, хорошо знавшая меня, чуть не столкнула меня с ног, остро царапнув почтовой кирзой, и, совершенно не обратив внимания на мою персону, скрылась за дверью учительской.

Это все же была перемена, пожалуй, потому что я запомнил лицо Анны Николаевны. Она пришла в класс какая-то напряженная, вызвала спасительную Нинку Правдину — та пела как птичка, щебетала свои несравненно отличничьи ответы, могла кратко, а могла и долго, со всякими там подробностями и деталями, в зависимости от настроения учительницы, желания ее слушать до полного исчерпания или, напротив, лишь только убеждаясь в ее хорошей форме, наслаждаясь фактом того, что правильно организованная подготовка, внимание к деталям и терпение дают завершенный результат, — так вот, на сей раз отличница пела бесконечно долго, а Анна Николаевна отошла к окну, облокотилась о высокий подоконник, как будто какая-то школьница, и держалась кулачками за виски.

Раз или два она мелким движением протягивала руку к переносице — то ли потирала ее, то ли что-то быстро смахивала.

Нинка выработала свой пар, отчирикала не то что на пятерку, а на полную девятку — поворачиваясь, учительница махнула ей рукой, но не сказала ни слова.

Ей-бо, что-то с ней происходило. Лицо учительницы исказила гримаса, будто она хотела заплакать, но сама же не давала себе этого сделать. Потом произнесла не своим голосом:

— Урок закончен.

Ничего себе! Нинка расстаралась ведь минут на десять все-таки, не больше, и у нас получалось тридцать пять минут свободы.

Мелко постукивая каблучками, Анна Николаевна вышла из класса. Пока она передвигалась к двери, раза три как-то особенно поглядела в мою сторону. Точнее, в нашу. Я сижу с Нинкой, а по другую сторону прохода — Вовка Крошкин.

Вот она и смотрела куда-то сюда, и я подумал — на меня, хотя так подумать мог каждый из нас. И даже, пожалуй, сидящие рядом.

Но никто ничего не понял тогда. Мы радовались, дурачки. Даже отличуга Нинка.

Так, видать, устроена вся ребятня.

Радуются и галдят, когда урок отменяется или сокращается по неизвестным причинам, как в тот раз.

* * *

А Вовка Крошкин и взаправду был невелик — он замыкал шеренгу, когда мы выстраивались на физкультуру в школьном коридоре или осенью во дворе. Однако он не покачивался, как мальчишки, которые были хоть и повыше его, но тоньше и походили на блеклые стебельки. Пропорционально росту широкоплечий, упористый, в лучшие времена он походил на грибок-боровичок, хотя и не такой яркий, как гриб-то. Белесый, даже русый, имевший голову замечательно круглую, похожую даже на мяч и используемую, в случае надобности, как таран в боях местного значения, Вовка отличался еще широкими и крепкими зубами. Теперь, когда столько фильмов, где действуют ухватистые афроамериканцы с сияющими белыми кусачками во рту, которыми, кажется, проволоку колючую могут перегрызть, я могу сравнить Крошкина с ними и задним числом удивиться, откуда только у него возникли такие крепкие африканские зубы в нашей-то северной, уныло моросливой стороне, ведь здесь же нет никаких там грецких орехов, для которых такие инструменты можно, поди-ка, приспособить, да и никаких витаминов, от которых, видать, вырастают такие зубья — кроме сосновой хвои по зиме, а летом морковки да репы.

Все остальное вам про него уже известно. Он мой дружбан, живет в квартале от школы, мать его крестница нашей Анны Николаевны, брат Стена, который теперь воевал, у нее учился, Вовка учится.

В ту самую пору мы увлекались чтением снизошло к нашему возрасту это счастливое благоволение. Ведь в кино тогда показывали один и гот же фильм по нескольку месяцев, телевизор еще только изобретали какие-то шибко умные ученые, может быть, из тех же, кто придумал атомную бомбу, и у нас, особенно к концу третьего класса, много свободы оставалось.