Крест

Кучеренко знал, что может очаровать любую. А особенно красавицу, потому, как у них, у красавиц, извилин хватает, только на то, чтобы суметь использовать богом данную красоту. Ларка, к его недоумению, выросла красивой и умной. Немыслимое сочетание! Он это принял, он с этим согласился и поддерживал с ней спокойно равнодушный нейтралитет. И она не лезла в его жизнь. А теперь вот влезла! Потому, как Крестовский и есть кучеренковская жизнь.

Они дружили с первого класса. Женька, сын интеллигентной Веры Александровны Крестовской и он, сын посудомойки ресторана «Снежинка» по прозвищу Валька – Свищ и кого-то залетного, случайно задержавшегося в ее постели, мужика. Будучи в легком подпитии Валька несла чушь про отца – летчика, погибшего если не героически, то в трудовых буднях. Набрав норму до положения нестояния, материлась на судьбу, подкинувшую ей сопливую обузу в виде Вовки. От соседей Вовка знал, что теоретически отцом мог бы назваться любой. Он не раз ловил на себе задумчивый взгляд мужа дворничихи Тамары, первой врагини его матери. Да и Вовке от нее не раз перепадало метлой по хребту. В какой красоте могут жить люди, он впервые увидел у Крестовских. Зашел в квартиру и обомлел. Поджав пальцы, чтобы не было видно дырок на носках, он осторожно наступил на ковровую дорожку в коридоре, а дальше пройти не посмел. Тетя Вера, жалостливо посмотрев на его багровое от стыда лицо, молча ушла куда-то, судя по запахам, в сторону кухни. Женька, не обращая внимания на смущение школьного товарища, тянул его к себе в комнату: ему не терпелось показать Вовке вырезки из газет о футболе и новый кожаный мяч. Собственно, с любви к футболу и началась их необычная дружба. Донашивать вещи за Женькой стало нормой: ростом Вовка был почти карликового, видно от недоедания и полного отсутствия витаминов в скудном рационе. Тетя Вера не гнала оборванца из дома, но и особо с ним не общалась. Но покормить старалась всегда. И Вовка, сидя в ресторанах, при деньгах и малиновом пиджаке, вспоминал ее супы и пирожки с крученым мясом с ностальгией, при этом сглатывая подступившую слюну. Женька только подсмеивался над ним, он всегда ел много и быстро, вкуса еды не чувствовал и отличить мамин суп от столовских щей не мог. В то время, как Вовка смаковал первый пирожок, Женька забрасывал в желудок десяток, заливал чаем и торопил друга, которому всегда было жалко выходить из-за красиво накрытого стола даже для игры в футбол.

В четырнадцать лет Вовка лишился единственной родительницы. До детского дома он не доехал, спрыгнув с электрички за секунды до ее отправления и еще долго строя рожи противной тетке, приехавшей за ним. Женька прятал его на чердаке их дома, потом, когда стало холодать, Вовка перебрался в подвал, где проходили трубы теплосети. Матери Женька ничего не сказал, но она и сама догадалась, что внезапно выросший вдвое аппетит сына неспроста.

Опекунство над Вовкой она оформила быстро, купила еще одну кровать в комнату Женьки. Вовке было стыдно есть хлеб даром и он пристроился в гастроном к грузчикам «на подхват». Он долго не знал, как отдать первые заработанные рубли тете Вере и купил ей у старух, торгующих возле рынка, теплые носки с рисунком: он видел, что у Женькиной матери часто мерзли ноги. Поначалу она не хотела брать, пытливо глядя Вовке прямо в глаза. Он сразу догадался – она подумала, что он эти носки украл. Пришлось рассказать о заработках. Вовка в детстве никогда не брал чужого, как бы голодно не было. Позже, когда они с Крестовским воровали по – крупному, часто из – под носа конкурентов, когда бились за ворованное, не щадя никого, Женькина мать пребывала в блаженной уверенности, что мальчики сделали себе карьеру и им «положили» вот такую зарплату.