Крест

Под недовольный ропот сельчан в первом ряду тяжело встал и оперся на клюку старый, седоглавый и седобородый дед в рыжей телогрейке. Оглядел всех насупленным взглядом и остановил его на Подгорном. Прищурясь произнес:

— А ведь тебя в ей крестили, забыл Ляксей Потапыч? И деда твово…

Подгорный побагровел, поиграл желваками.

— Не забыл, Пётр Силантьич, не забыл… — исподлобья глядя на деда ответил он, — да только кто меня спрашивал — мальца сопливого?

Дед жестко усмехнулся.

— А жинка твоя — Таиська, рази не ходит туда?

Подгорный отшатнулся, словно его ударили. Беспомощно оглянулся на президиум, выдохнул воздух через нос.

— Ты к чему ведешь, дед? — сквозь зубы пробурчал он.

Дед в ярости грохнул клюкой об пол. Заорал, выплевывая слова сквозь встопорщившиеся усы.

— А я к тому веду, председатель, что не след нам решать того, чего не вправе делать! Церковь эту наши деды строили — она вперед деревни встала! А деревня вкруг нее строилась! И из церкви этой, помолясь, воины наши шли и на Первую, и на Отечественную! И твой дед тоже, Лешка! И стоит земля русская только потому, что с нами Бог! А Богу храм нужен!

Его поддержали многоголосым криком. Поднялся бестолковый гвалт, в центре которого стоял сердито насупившийся дед. Депутат нервно ослабил галстук и, на глазах покрываясь красными пятнами, натужно закричал:

— Эт-т-то, что за суеверная агитация? Бога — нет! Это наши ученые доказали! А церковь — оплот мракобесия и рассадник суеверий!

Из угла, где весело ржала молодежь, откровенно развлекаясь всеобщей суматохой, раздался молодецкий крик.

— А и — правильно! Заморочили людям головы! Пора закрыть эту богадельню! Развалить ее к чертям собачьим! А на ее месте построить клуб, а не этот сарай! — на подоконник взобрался крупный парень в белой широкой рубахе. Его дружно поддержали криком и улюлюканьем. — И вообще! Мы ставим вопрос ребром — когда правление денег выделит на настоящий киноаппарат? Мы хотим настоящее кино смотреть! Вона — у зареченцев уже есть!

Опешивший было депутат возмущенно замахал на него руками.

— Не об этом сейчас речь, Потапов! Сядь!

Парня под веселый смех стянули с подоконника и награждая дружественными тумаками, вернули на место. Дед посмотрел на них и покачал головой. Глядя в упор на насупившегося Подгорного и, не обращая внимания на кипевшего депутата, твердо проговорил.

— Неразумные люди… а ты, Алексей? Это же твоя земля!

Люди вокруг него, ожидая ответа, замолчали шикая друг на друга. Подгорный наклонился и твердо проговорил, не сводя глаз со старика.

— Нет, дед! Это не моя земля! Это советская земля и принадлежит она всему народу!

Затем выпрямился и, играя желваками, четко разделяя каждое слово, бросил в притихшую толпу:

— И только народ может распоряжаться ею! А голос народа — Коммунистическая партия! И тот, кто против нее — враг!

В наступившей недоброй тишине стали слышны звуки за открытыми окнами — ржание лошадей, лай собак да азартные крики детворы. Оживший депутат, одобрительно кивая головой, захлопал в ладоши, с ожиданием глядя на сидящих в президиуме людей. Те, очнувшись от замешательства, тут же дружно поддержали его, вскочив со своих мест. Так они стояли и глупо хлопали под алым знаменем, не поддержанные молча смотрящим на них народом. Подгорный неодобрительно мазнул взглядом депутата и хлопнул ладонью по папке.

— В общем, так! Ставлю данное решение на голосование! Ввиду сложности вопроса голосуют только коммунисты!

Под возникший недовольный ропот дед презрительно сплюнул на пол и, провожаемый взглядами, прихрамывая пошел между рядами. Около двери он остановился, обернулся и громко сказал:

— Ты будешь проклят, Алексей! И не замолить тебе греха ни пред Богом, ни пред людьми!

И громко хлопнул дверью. В наступившей неловкой тишине откровенно довольный депутат откашлялся и миролюбиво произнес, деловито перекладывая бумажки на столе:

— Ну что же, товарищи! Предлагаю вынести данный вопрос на голосование…

Глава 4

Матвей исподлобья смотрел на деда — тот сидел с прямой спиной, глядя перед собой и сурово сжав бескровные губы. Воспоминания горькими морщинами изрезали его лоб, а осколки прошлого, словно черные мотыльки кружили свой хоровод в ярко освещенной комнате. Реальность не спешила возвращаться к этим потерянным людям.

Матвей облизал пересохшие губы и тихо прошептал, не веря себе.

— Ты… ты был таким, дед?

Дед, не меняя позы, прикрыл глаза. После паузы ответил, не глядя на Матвея:

— Не спеши, внучек… не спеши. «Не судите, и не будете судимы, не осуждайте, и не будете осуждены…». Мы все были такими… ну, или почти все…

Опять помолчали. Тихо тикали часы на стене, отсчитывая равнодушное время. Время, которое, выравнивая счет между прошлым и будущим, ставило знак равенства в жизни человека. Нам ведь всегда кажется, что мы меняемся вместе с изменениями в мире, но это иллюзия — мы остаемся теми же, только учимся по-новому реагировать на новые обстоятельства.