— Господи, Всемогущий отец, царствующий во Славе своей на земле и на небе вовеки веков. Господи, я предал тебя. Прости меня. Клянусь твоим священным именем. Теперь я не могу тебя подвести. Ведь теперь ты — это я. Я — твоя воля, твое слово и твое деяние.
Хриплое бормотание мешало Леонарду Руди провалиться в сон. Он только дремал, словно тонул, слишком легкий, чтобы найти могилу в глубине и слишком тяжелый, чтобы выплыть на поверхность. В крайнем изнеможении, он с трудом открыл глаза и, прищурившись, попытался разглядеть, что его окружало.
Войлочный плед сполз вниз, и Леонард, стуча зубами от холода, потянулся, чтобы ухватить его. Тугая веревка врезалась ему в запястья, пальцы опухли и онемели. Он пытался максимально незаметно, сантиметр за сантиметром, натягивать на себя плед, приковав взгляд к силуэту под окном гостиной. Молящийся его не замечал. Только читал и читал молитвы, издавая уже совершенно невнятные звуки случайными движениями языка во рту. Свистящий шепот наполнял гостиную дома хюсманна в маленьком хуторе в лесу и свозь дерево поднимался вверх к небу.
Утреннее солнце принесло рассвет. Но шторы были задвинуты, а поверх них на карнизе висела простыня, и Маргарет и ее мать на фотографиях казались лишь темными пятнами. В доме наверняка ненамного теплее, чем на улице. Напавший на Леонарда Руди человек из Сульру выключил электричество.
— Они ищут меня, — прошептал он, бросив мобильные Леонарда и Маргарет в огонь, — Но не найдут.
От углей все еще шел едкий запах.
В припухлости на голове Леонарда пульсировала боль, уже не посылая ему яркие вспышки, но рана жгуче защипала, когда Леонард, подняв связанные руки, пощупал ее. Он сидел в гостиной, прислонившись спиной к стене и прижав колени к подбородку.
Маргарет дышала тяжело и часто. В полутьме Леонард не видел ее, только сверток одеяла на диване. Она стонала и вертелась, ее тоже мучили мрачные сны. Он никогда не забудет страх в глазах дочери, когда та увидела отца связанным и избитым. Когда она увидела человека, заставившего Леонарда лечь на пол.
— Ты могла бы сварить каши? — сказал человек Маргарет в первый день. — У тебя так вкусно получается.
Он ее не тронул. Вообще ничего с ней не сделал, и Леонард подумал, как же дико, что этот человек испытывал к Маргарет чувство благодарности.
— У вас есть имя? — спросила дочь на второй день.
— Многие называют меня пастором. А ты можешь звать меня домовым, если хочешь. — Он засмеялся, не душевно, но от души. Словно потер пенопластом о стекло. Когда-то этот человек был таким же, как мы, подумал Леонард. Где-то в глубине души за этими бегающими глазками и омерзительным ртом должно же у этого параноика остаться хоть что-то человеческое. Что же ему пришлось пережить, чтобы стать таким?
Перед сумерками на третий день пастор впустил свет в дом. Он долго стоял, изучая бревенчатую стену, щели которой Леонард недавно законопатил. И перевел взгляд на него.
— Разве здесь не висел крест господень?
Леонард не понял вопроса.
— Раньше здесь жила пожилая супружеская пара. Разве на этой стене у них не висел крест?
— Он лежит в сарае.
— Неудивительно, что ты навлек на себя гнев Божий.
И пастор послал Маргарет за крестом. Теперь он всегда лежал на полу перед молящимся мужчиной, рядом с Библией, ружьем и патронами, зажигалкой, свечами и толстым конвертом, который пастор принес с собой сюда из Сульру.
На четвертый день Леонарду удалось высвободить ноги из веревки. Он потер лодыжки о каменную плиту под камином, пока пастор дремал у ног Маргарет на диване. Леонард не успел подняться на ноги и наклониться за горячей кочергой, почти взяв ее в руки, когда услышал в ухе голос пастора.
— В следующий раз я ее ударю, — прошептал он и толкнул Леонарда в спину прикладом ружья. И пенопластом заскрипел по стеклу.
— Аминь.
Сегодня пятый день.
Пастор издал стон, положив последнее полено в камин и распрямившись. Оно затрещало и, вспыхнув, озарило давящий полумрак светом.
— Мы так думали. Но все иначе. Они повсюду. Они видят и слышат тебя.
— Кто? — устало спросил Леонард? — Кто?
— Они, — ответил пастор, взглядом обводя стены. — Но я знаю, кто они такие. Они еще заплатят за свои грехи. Как и все мы. Так что молись. Молись Господу нашему, пока у тебя еще есть время.
— Зачем ты здесь? Что ты хочешь с нами сделать?
— Об этом ты должен спросить своего бога. Это он послал тебя в Сульру, ответил пискляво пастор.
С этими словами он вышел из гостиной. Маргарет тут же выпучила глаза, видимо, она все слышала.
— Папа? — прошептала она. — Он нас убьет?
Леонард попытался улыбнуться.
— Нет, дочка. Он просто у нас прячется, но это на некоторое время. Скоро он нас отпустит.
— Но он же сказал, что ты должен молиться, пока еще осталось время.
— Ты разве не слышишь, сколько он молится? Он христианин. А христиане не убивают. Это же одна из десяти заповедей.
По лицу Маргарет было ясно, что его слова ее не убедили. Вдруг дочь подняла голову. Ноздри расширились, и она нахмурилась.
— Чем он там занимается?