Крест

Ей снилось, что она стояла на солнышке во дворе какой-то богатой усадьбы, и в дверях дома появился брат Эдвин. Руки его были полны хлеба, и, подойдя к ней, он отломил большой ломоть и дал ей. Она поняла, что ей следует поступить, как она и предполагала, – просить милостыню, когда она спустится в долину. И вдруг каким-то образом она очутилась рядом с братом Эдвином, и они вдвоем пошли и просили милостыню… Но вместе с тем она знала, что сон ее имел двойное значение: усадьба, как ей казалось, обозначала святое место, и брат Эдвин был одним из ее обитателей, а хлеб, который он ей подал, был не простой лепешкой, как казался, – он означал облатку, panis angelorum,1 (Хлеб ангелов (лат.) и она приняла пишу ангелов из его рук. И брат Эдвин принял изреченный ею обет.

V

И вот она наконец добралась до места. Кристин, дочь Лавранса, присела отдохнуть на копне сена у дороги под Сионсборгом. Было солнечно и ветрено; на той части луга, которая еще не была скошена, буйно колыхались красные и блестящие, будто шелк, травы. Только в здешних краях бывают такие красные луга. У подножия холма виднелась полоска темно-синего с белыми барашками фьорда; вдоль всего побережья, под зеленью лесистого склона, насколько хватало глаз, бился о береговые утесы свежий, белый морской прибой.

Кристин глубоко вздохнула. Хорошо бы снова очутиться здесь, хотя и немного странно, что ей никогда больше не придется покинуть эти места. Там, в Рейне, сестры, одетые в серые рясы, жили по тем же правилам святого Бернарда, что и братья – здесь, на Тэутре. Поднимаясь на рассвете и отправляясь в церковь, она будет знать, что в это же самое время Ноккве и Бьёргюльф также занимают свои места на клиросе среди других монахов. Все-таки на старости лет ей доведется жить с кем-то из своих сыновей, хотя и совсем не так, как она думала раньше.

Она сняла с себя башмаки и чулки и вымыла ноги в ручье. Туда, в Нидарос, она вступит босиком.

За ее спиной, на горной тропинке, ведущей к развалинам замка, какие-то мальчишки подняли галдеж. Они взобрались наверх, к воротам укрепления, и пытались проникнуть в разрушенную крепость. Завидев Кристин, они принялись с хохотом и гиканьем выкрикивать ей сверху бранные слова. Она притворилась, будто ничего не слышит, пока какой-то маленький оборвыш лет восьми не скатился кубарем вниз по отвесному валу, чуть не обрушившись на нее. Озорник продолжал повторять скверные слова, которым выучился у старших. Кристин обернулась к нему и сказала с усмешкой:

– Нечего… тебе так орать. Я и без того вижу, что ты троллиное отродье. Ведь порточки-то у тебя на колесиках…1 (1 В норвежских народных сказках тролли иногда надевают штаны на колесиках, которые помогают им бежать от преследователей и быстро исчезать при звуке молитвы).

Услыхав, что женщина заговорила, вся орава мальчишек сразу съехала к ней вниз. Но они притихли и сконфузились, увидев перед собой пожилую женщину в одежде паломницы, которая не бранила их за грубые слова, а сидела и смотрела на них своими ясными, большими и спокойными глазами, со скрытой усмешкой на устах. У нее было округлое, худощавое и загорелое лицо с широким лбом и маленьким выпуклым подбородком. На вид она была не очень старая, несмотря на множестве морщинок под глазами.

Тогда самые храбрые из мальчишек принялись болтать и расспрашивать, чтобы скрыть смущение, овладевшее всей ватагой. Кристин чуть было не расхохоталась, до того эти мальчишки показались ей похожими на ее собственных проказников-близнецов, когда те были маленькими. Хотя, слава богу, ее сыновья, верно, уже никогда так не сквернословили. Эти мальчуганы, были, по-видимому, детьми бедняков из города.

И вот теперь, когда настало время, о котором она мечтала всю дорогу, и она наконец стояла у подножия креста на Фегинсбрекке, глядя на раскинувшийся внизу Нидарос, вышло так, что она не смогла сосредоточиться ни для молитвы, ни для размышления. В городе разом ударили во все колокола к вечернему богослужению, а мальчишки болтали наперебой и непременно хотели ей показать все, что было вокруг…

Тзутру ей не удалось разглядеть, потому что над фьордом, пониже Фросты, как раз проходил шквал с туманами и бурными ливнями.

Окруженная стайкой ребятишек, спускалась она вниз по крутым тропинкам меж скалами Стейнберга – и тут послышались кругом звон коровьих бубенчиков и крики пастухов: стадо возвращалось с городского пастбища. У ворот крепости над Ни-даросским валом Кристин и ее юным провожатым пришлось переждать, пока скотину гнали мимо них. Пастухи гикали, кричали и бранились, быки бодались, коровы теснили друг друга, а мальчишки сообщали, кому принадлежит тот или иной вол. Когда они наконец миновали ворота и очутились на прибрежных улочках, Кристин пришлось глядеть в оба, чтобы не ступить своими босыми ногами в коровий навоз, лежавший кучами на размякшей дороге.