Крест Евфросинии Полоцкой

Сегодня это должно случиться опять. Сегодня. Сегодня. Сегодня…

Еще долго ждать. Еще не скоро все завершится. А душа уже тонет в липком болоте страха и отвращения. Дрожат руки. Перед глазами все плывет. Обрывки каких-то мыслей, лихорадочных, болезненных. Проносятся и исчезают. Хочется заняться делами, отвлечься, хоть как-то потянуть время. Но сосредоточиться не получается. Стрелки круглых часов на стене кабинета намертво приклеились к циферблату.

В висках пульсирует острая боль. Но каждый удар, то сильный, то чуть более приглушенный, – в радость. Если есть эти удары – значит, все-таки оно тоже есть, время-то. Бегут его секундочки, бегут. Должны бежать. Просто все это происходит очень, очень медленно. Но происходит. И нужно дождаться. И не сойти с ума. Не остаться в своих галлюцинациях, где брызжут в лицо фонтанчики обжигающей крови. Где просторный кабинет вдруг становится тесным, темным и сырым, как яма. И изо всех углов доносятся предсмертные стоны.

Надо терпеть. И ждать.

«Скорее бы все закончилось», – подумал он и, опасливо покосившись на дверь, приблизился к сейфу. Открыл, достал «Столичную», хлебнул прямо из бутылки. Привычного горького вкуса не почувствовал. Водка пилась, как вода, легко, не обжигая. И дрожь в руках не исчезла. И боль, и страх – все при нем.

«Хоть бы заключенные взбунтовались», – подумал он, и с безумной, трепыхающейся большой птицей надеждой набрал номер дежурного.

В СИЗО-4 все в полном порядке. Осужденные позавтракали, вышли на работу, обыск камер никаких неприятных сюрпризов не принес. Заключенные, дожидающиеся суда, знакомятся с материалами уголовных дел. Докладов о готовящемся побеге от оперативных сотрудников также не поступало.

Ничего удивительного. В «его» «зоне» всегда была хорошая дисциплина. Но сейчас это не радовало.

«В конце концов, хуже, чем в первый раз, мне уже не будет, – размышлял он, снова глотнув безвкусной водки. – Я привыкну. Я просто не имею права развешивать сопли. Все самое страшное уже позади. Я все видел собственными глазами. Это не люди, а мразь. Общество надо очищать от этой грязи. И потом, исполнителям еще хуже. Мне предписывается лишь наблюдать и оформлять документы. А им – нажимать на спусковой крючок…»