Крест и король

Но на самом деле ничего он не видел, понял Шеф, потому что был слеп, его глазницы были пусты. Человек на мгновенье сбился с шага, стараясь получше упереться ногами. Тут же откуда-то мелькнула плетка, и багровая полоса выскочила на обнаженной грязной спине. Хотя и слепой, человек обернулся, будто потревоженный надоедливой и неуловимой мухой. Его запястья были прикованы к рычагу, который он толкал, большими железными кандалами. Когда он снова налег на рычаг, Шеф увидел его чудовищные мускулы, бугрящиеся на руках, спине и по бокам. Казалось, на них была одна кожа, ни капли жира. Человек был так же силен, как Бранд, и имел такую же рельефную мускулатуру, как Шеф. На плечах его курчавились длинные черные волосы.

«О таком способе помола Удд не знает, – подумал Шеф, когда видение стало блекнуть, а сам он пришел в себя. – Использовать человека вместо вола, или лошади, или десятка рабынь с ручными мельницами. Но кажется, мой покровитель из Асгарда показал мне это не для размышлений о мельницах, как и видение с Вёлундом не предостерегало от открытых ларцов. Тогда он хотел предупредить меня, что мальчик умрет. И удар захлопнувшегося ларца был ударом камня из катапульты. А теперь мельничный камень, жернов… Это намек на что-то более злободневное, чем шестерни и передачи».

* * *

– Завтра утром, – повторил Бранд слова Вигдьярфа. – Я против тебя.

Шеф послал лошадь вперед, чтобы поравняться с Брандом.

– Завтра утром, – сказал он, глядя с высоты седла на дородного Вигдьярфа. – Но не ты против него. Наш ратоборец против вашего.

Норманн глянул на арбалеты и открыл рот для возражений, однако Шеф быстро вставил:

– Оружие выбирает ваш ратоборец.

Вигдьярф задумчиво и подозрительно посмотрел на отряд позади Бранда, потом кивнул в знак согласия.

Где-то, не очень далеко – или это было в его собственной голове? – Шефу слышался тихий скрип вращающихся жерновов.

Глава 17

Шеф заметил, что к их небольшому отряду, расположившемуся в загончике на краю общинного пастбища, направляется человек. Выглядел он скорее растерянно, чем враждебно или угрожающе. И действительно, подойдя, крестьянин остановился и изобразил то, что можно было счесть за неуклюжий поклон – исполненный человеком, который слышал о таком обычае, но никогда в глаза не видел, как это делается. Его взгляд задержался на белом жреческом одеянии Ханда, теперь сильно испачканном, и на его пекторали в виде яблока Идуны.

– Ты лекарь, – сказал пришедший.

Продолжая сидеть, Ханд кивнул.

– В нашем селении много таких, кто болеет и у кого не заживают раны. Мой сын сломал ногу, мы ее завязали, но она срослась криво, он теперь не может на нее опираться. У моей матери болят глаза. Есть и другие – женщины, которым новорожденные разорвали чрево, мужчины, годами мучающиеся зубной болью, сколько бы зубов мы им ни выдернули… Лекари сюда никогда не заходят. Ты не посмотришь больных?

– Ну вот еще, – ответил Ханд. Лекари Пути не верили в человеколюбие, никогда не слышали о клятве Гиппократа. – Если завтра наш ратоборец проиграет, вы нас собираетесь повесить или кастрировать и сделать рабами. Если ты меня завтра будешь клеймить, с какой стати я буду сегодня лечить твои болезни?

Норманн растерянно посмотрел на остальных:

– Вигдьярф же не знал, что ты лекарь. И наверняка… Что бы ни случилось… Он не про тебя говорил.

Ханд пожал плечами:

– Он говорил о моих товарищах.

Шеф поднялся, глянул на Ханда, едва заметно подмигнул ему. Ханд, который знал Шефа с детства, намек уловил и с непроницаемым лицом отвернулся.

– Он придет, – сказал Шеф. – Как только достанет свои лекарские инструменты. Подожди его там.

Когда норманн отошел, Шеф приказал Ханду: