— Она была младшей из трех сестер. Их родители умерли, и Кристина, совсем еще девочка, вынуждена была целыми днями стеречь стадо. Она оставалась одна и с утра до вечера, ухаживая за животными, думала о Боге. А потом заболела и умерла, и сестры положили ее тело в церкви. Во время заупокойной мессы Кристина вернулась к жизни и, как птица, воспарила к стропилам.
— Разве такое возможно?
— Господь явил чудо. Вот что Кристина рассказала сестрам, спустившись вниз. Сначала она попала в место, полное огня и мук; люди вокруг нее кричали от боли, и она испытывала к ним бесконечную жалость. После этого девочка оказалась в другом месте: там люди претерпевали еще б
— Но она не чувствовала боли? — спросила я.
— Нет, она все чувствовала, сестра Джоанна. И еще как. Девочка заходила в горящие дома, залезала в раскаленные печи, где готовили хлеб, прыгала в котлы с кипящей водой. И Кристина все время испытывала страшную боль. Ее страдания были ужасны, но плоть при этом оставалась целой и невредимой. На коже ее не появлялись ни волдыри, ни раны.
Подумав немного, я сказала:
— Но лицезреть это, вероятно, было невыносимо.
— Да, для ее сестер это оказалось нелегко, и они связывали девочку веревками и даже цепями, чтобы защитить от самой себя. Они не понимали ее. — Сестра Кристина замолчала, а когда заговорила, речь ее стала медленной, тягучей, и я поняла, что она борется со сном. — Потом они поняли, что она святая. О Кристине узнали повсюду. Она стала… проповедницей… и… — Она замолчала, а потом я услышала ее тяжелое сопение.
Рассказав эту историю, сестра Кристина успокоилась, но на меня ее рассказ произвел противоположное действие. Какая страшная история! Мне потребовалось немало времени, чтобы уснуть, а потом я, казалось, забылась всего на несколько минут, и тут же звук первых колоколов позвал нас на лауды.
Я обратила внимание, что настоятельница присутствовала на лаудах, потом на службе первого часа, а вот на следующей она уже не появилась. Вероятно, ее допрашивали королевские уполномоченные. Я знала, что они не из тех, кто откладывает дело в долгий ящик.
На службе третьего часа я читала молитвы с таким неистовством, что некоторые сестры поворачивались в мою сторону. Но я чувствовала, что, ежедневно почитая Христа, помогаю укрепить монастырь. Кроме монастыря, другого дома у меня не было. Я просто не представляла себе, как смогу пережить уничтожение Дартфорда.
Когда служба третьего часа закончилась, я поспешила в южную галерею. Возможно, брату Эдмунду в лазарете требовалась помощь.
Я дошла до сада клуатра, когда привратник Грегори окликнул меня. Солнца на небе не было видно: поздней осенью выдается иной раз такое утро, которое словно бы светится смутными обещаниями. Листья с айвовых деревьев опали, но их ветви блестели. Казалось, деревья молили: согрей нас — и мы вернемся к нашей славе, позволь нам предотвратить зиму и смерть, которую несут холода.
— Сестра Джоанна! — прокричал Грегори с другой стороны сада. — Идемте со мной скорее!
Когда я подошла к нему, он сказал:
— Вас ждут в локуториуме.
Я отшатнулась от привратника, покачала головой:
— Я не жду никаких посетителей, вы ошиблись.
— Вас вызывают уполномоченные короля, — нетерпеливо пояснил он. — Хотят задать какие-то вопросы именно вам.
А ведь я предчувствовала это в своих обрывочных снах, в своем ночном отчаянии. Как я ни старалась остаться в стороне от расследования, не угодить в лапы людей, задающих вопросы, мне это не удалось.
Я последовала за Грегори к входу в парадную часть монастыря. Он отпер дверь и вошел первым, но секунду спустя я услышала, как из его уст вылетело проклятие. Грязные и уродливые слова, такие чуждые в монастыре, замерли в воздухе.
Грегори поспешил по коридору, ведущему в кабинет настоятельницы.
— Что вы делаете? — закричал он, обращаясь к двум чумазым мужчинам, выходящим из комнаты. Оттуда раздавались громкие голоса и еще какие-то звуки. В комнате находилось с полдюжины человек.
Люди короля не стали ждать формального решения о закрытии монастыря — они уже сегодня крушили кабинет настоятельницы.
— Лучше не суйся, — предупредил Грегори один из людей. — Мы исполняем приказ.
— Вы не можете вот так, по своей воле, взять и уничтожить монастырь! Существует определенная процедура закрытия! — воскликнула я.
— Мы работаем только в одной комнате, — сказал незнакомец. — Пока лишь в одной.
Издалека донесся мужской голос: