На следующее утро в Дартфорде наблюдалась вспышка активности. Говорили, что коронер уже прибыл. В середине дня, подчиняясь заведенному распорядку, я отправилась в гобеленную. Там было непривычно тихо. Сестра Кристина успокаивала свою безутешную мать в локуториуме, а сестра Винифред по-прежнему оставалась в лазарете. Куда подевалась сестра Агата, я понятия не имела. Я сидела перед станком и ткала белыми и голубыми нитями, время от времени нажимая педали. Мы с сестрой Еленой работали молча. В этом мире слишком много уродства и насилия, а теперь они вползли и в наш монастырь. Мы должны были исполнять свои обязанности и делать все, что в наших силах, чтобы творить красоту.
В тишине хорошо думается, однако мысли мои были тревожными. Корона, явно таившая в себе страшную опасность, была спрятана здесь, в монастыре. Лорд Честер хвастался, что знает наши тайны: «Никто лучше меня не осведомлен о тайнах Дартфордского монастыря». А несколько часов спустя он был жестоко убит. Мне впервые пришло в голову, что лорда Честера убили, чтобы спасти корону. Но кто здесь, кроме меня, знал о ее существовании и мистической силе? И главное, кто мог так быстро встать на защиту реликвии?
— Се… Сеет… Сеет… — Низкий, хриплый, заикающийся голос потряс меня.
Я посмотрела на сестру Елену. Трудно было поверить, но она, которая не произнесла ни слова после того, как тело ее брата было выставлено на позор в Тайберне, теперь пыталась обратиться ко мне. Казалось, ей отчаянно нужно поговорить со мной. Хотя день стоял холодный, на ее лице выступили капельки пота.
— Сестра… Джоанна! — наконец сумела выговорить она.
— Да, слушаю.
— Д-д-д-олжна вам сказать…
Дверь открылась, и к нам быстрым шагом вошла сестра Агата. Она поманила меня. Лицо ее раскраснелось от переживаний последних часов.
— Вас срочно требуют, — сказала она.
— Куда? — спросила я.
— В покои настоятельницы, — пояснила она. — Из Рочестера два часа назад приехали люди, и они хотят вас допросить.
— Почему именно меня?
— Потому что вы одна из немногих, кто видел лорда Честера мертвым.
Я повернулась к сестре Елене, но ее губы снова были плотно сжаты. Она едва заметно покачала головой и потерла руку, словно ей было больно.
Я последовала за начальницей послушниц через клуатр к парадным дверям монастыря.
— Вы сказали, что приехали люди, то есть не один коронер, а несколько человек? — уточнила я.
— Коронер ввиду серьезности преступления привез с собой еще двух помощников, пожилого и молодого.
Предстоящий допрос напомнил мне о Тауэре. Эти люди ни в коем случае не должны узнать о том, что я провела там несколько месяцев, ибо последствия для меня могли быть самыми неприятными. Это бросило бы на меня тень и неизбежно вызвало бы вопрос: почему столь серьезно провинившейся послушнице позволили вернуться в монастырь? Меньше всего епископ Гардинер был заинтересован в том, чтобы я оказалась среди подозреваемых в убийстве. Я молилась, чтобы настоятельница ничего не сообщила коронеру.
Сестра Агата пропустила меня внутрь, но сама не вошла. Она заняла место на скамье рядом с мрачной сестрой Элеонорой и еще более мрачным братом Ричардом. Дверь закрылась, разъединив нас.
Настоятельница Джоан сидела с прямой спиной, трое мужчин стояли кучкой у окна. Один из них, увидев меня, тут же выступил вперед. Высокий, слегка сутулый, облаченный в длинные черные одежды, какие носят врачи. На шее бечевка, удерживавшая маску, которая висела у него под подбородком. Я догадалась, что это коронер. Второй человек — седоволосый, коренастый — заговорил с ним низким голосом. Третий смотрел в окно, сцепив руки за спиной.
Настоятельница Джоан указала на стул против нее, и я села, снедаемая страхом.
Седоволосый оглядел меня. У него было открытое симпатичное лицо — этакий добродушный дедушка.
— Значит, это и есть та самая послушница, Джоанна Стаффорд?
— Сестра Джоанна, — поправила его настоятельница.
Тут стоявший у окна человек повернулся. Молодой, лет двадцати пяти, со светло-каштановыми волосами. В ярких лучах дневного солнца на лбу у него отчетливо проступила красноватая отметина: шрам от раны, полученной несколько месяцев назад.
Передо мной стоял Джеффри Сковилл.
29
Седоволосый, опираясь на трость, сказал:
— Сестра Джоанна, меня зовут Эдмунд Кэмпион. Я мировой судья города Рочестера. Коронер Хэнкок попросил меня ввиду особой важности и деликатности этого расследования принять в нем участие. Мы сейчас зададим вам несколько вопросов. А затем вы напишете объяснение. Мне говорили, вы грамотная. Это так?
— Да, господин Кэмпион.
Я украдкой глянула на Джеффри: не обнаружит ли тот чем-нибудь, что знает меня? Но он смотрел спокойно, с вежливым ожиданием.
Кэмпион проследил направление моего взгляда.
— Это господин Сковилл, констебль Рочестера. Поскольку цепкий ум сочетается у него с физической силой, — он постучал тростью об пол, — я попросил главного констебля предоставить его нам на время расследования.
— Да, понимаю, — сказала я.
Джеффри поклонился с бесстрастным видом.
Кэмпион продолжил: