Крест и полумесяц

Но колебался я не из-за нее, а, пожалуй, лишь из-за великого визиря, ибо мне было трудно лгать ему. Он же испытующе смотрел мне в глаза, а потом воскликнул с еще большим нетерпением, чем раньше:

— Не бойся и говори смело! Ты не пожалеешь об этом, ибо лишь я один буду знать правду об этом деле. Я сохраню все в тайне и даже султану не скажу ни слова. Ведь не настолько же я глуп!

Золото слепило меня, но я ответил:

— Ты искушаешь меня, но не могу я обманывать тебя — даже за все это золото.

Горькие слезы сожаления навернулись мне на глаза; отступив от груды золота, я поведал вкратце, как очутился в гареме и почему подарил своего песика Раэля принцу Джехангиру, сыну султанши Хуррем. Речь свою закончил я печальными словами:

— Разумеется, глупость моя безмерна. Я и сам не могу понять, почему отказался от целого состояния, лишь бы не врать тебе! Но я никогда не умел действовать себе во благо. Похоже, это и есть тот самый порок, за который меня вечно ругает моя жена...

Мысль о безрассудной потере денег привела меня в такое отчаяние, что я разрыдался, проклиная собственную слабость.

Господин Гритти и сераскер Ибрагим изумленно переглянулись, после чего великий визирь ласково дотронулся до моего плеча и добродушно спросил:

— Так как же вышло, что управитель гарема познакомил султаншу с твоей женой и та почти каждый день появляется в серале, гадает там, чертя пальцем линии на песке, и продаст разные благовония?

Я удивленно уставился на сераскера и воскликнул:

— Клянусь, что не имею об этом ни малейшего понятия, хотя в беседе с кислар-агой я действительно упомянул о своей жене и хвалил ее искусство.

Ошеломленный тем счастьем, которое свалилось на Джулию, я принялся нести о ней всякую чушь, что окончательно развеяло подозрения сераскера. Он улыбнулся и сказал:

— Я верю тебе, хотя еще и не понял, простак ты или необыкновенный хитрец. Но в честности твоей я не сомневаюсь.

К моему безмерному огорчению он сгреб золото обратно в кошели и спрятал их под подушку. Однако он тут же хлопнул в ладоши и отослал прочь немого раба, который все это время стоял за занавеской со связкой разноцветных шелковых шнурков-удавок в руках. При виде этого невольника по спине у меня забегали мурашки, а великий визирь проговорил:

— Если бы ты признался, что хотел навредить мне, то получил бы все это золото, но наслаждался бы им недолго, ибо я не смог бы оставить тебя в живых. Честность же твоя заслуживает награды, а потому — проси у меня все, что пожелаешь, в разумных пределах, конечно.

Дрожа от страха и восторга, я упал ниц, чтобы поцеловать землю у его ног, и вскричал:

— Я хочу вечно и преданно служить тебе, как служил до сих пор. Но скажи мне сначала, какую награду ты счел бы подобающей для меня, ибо не хочу я оскорбить твоего великодушия, попросив о слишком ничтожной милости.

Услышав эти слова, великий визирь расхохотался и даже господин Гритти скривил губы в кислой улыбке.

Я оказался в трудном положении, ибо мне не хотелось просить слишком мало, но с другой стороны, я не осмеливался прогневить визиря, требуя слишком многого. В конце концов я набрался смелости и проговорил:

— Я — человек бедный и не хочу домогаться большего, чем мне пристало. Жена моя уже давно мечтает о жилище, которое мы могли бы назвать своим собственным домом. Маленький домик, совсем скромный, с крошечным садиком, где-нибудь на берегу Босфора и не очень далеко от сераля — вот лучший дар, который я мечтал бы получить от тебя. Я благословлял бы тебя до конца своих дней, если бы в милости своей ты пожелал бы исполнить мою нижайшую просьбу.

Я не мог бы сказать ничего лучшего. Великому визирю страшно понравились мои слова. Его прекрасное лицо озарилось ласковой улыбкой. Он протянул мне руку для поцелуя и промолвил:

— Просьба твоя — лучшее доказательство твоей искренности. Ибо если бы ты замышлял измену, то не мечтал бы о собственном доме в столице султана, а скорее потребовал бы награду, которую легко увезти с собой в чужие края. Но нет города прекраснее Стамбула. Самим Создателем предназначен он быть столицей всего мира, и до конца дней своих буду я украшать его великолепными зданиями и чудесными мечетями, если будет на то воля Аллаха. Я немедленно прикажу переписать на твое имя большой участок с садом прямо возле моего летнего дворца на берегу Босфора, а Синан Строитель возведет там для тебя и твоей семьи просторный деревянный дом, который не изуродует окрестностей, а будет, наоборот, радовать глаз и сердце. Я сам оплачу все расходы, и уже будущей весной ты сможешь переселиться в новое жилище. И в подтверждение слов своих я произношу первую суру Корана.

Господин Гритти лишь качал головой, поражаясь моей безрассудности, но меня охватила безмерная радость, и я понял, что судьба была все же милостива ко мне, забросив меня на войну, которой я так боялся.

5