Грек понятливо кивнул и начал подробно рассказывать:
– Агаряне подготовили для ясских алдаров и грузинских азнаури ловушку – их лучшие всадники-гулямы сумели укрыться в долах между горами. И когда легкие стрелки в спешке отступили, а тяжелая конница союзников устремилась вслед, воины султана опрокинули голову их колонны одним ударом. Погибли сотни воинов, многих оттеснили прямо в воду, а дальше на тропе началась рубка лоб в лоб, практически равными силами. Говорят, сеча там была лютая! Между тем позади гулямов встали все пешие лучники султана, они буквально засыпали стрелами дружинников.
После короткой паузы десятник продолжил:
– Может, агаряне и не взяли бы верх в том бою, да только они сумели найти удобный брод через реку, и, когда на нашем берегу шла рубка, большой отряд легких всадников врага показался на противоположном. Их стрелы ударили грузинских и ясских ратников с левого, не защищенного щитом бока, и лучники били, пока не опустели колчаны. А после враг пошел дальше, смещаясь к хвосту грузинского войска, и Баграт приказал отступать, посчитав, что агаряне могут переправиться и запереть его рать в долине. Грузинские дружины двинулись прочь, а их отступление прикрыли отряды алдаров. Говорят, ясы бились до последнего человека, да только кто из нас там был? Но в любом случае султан уже не смог преследовать севаста. После боя он, как позже выяснилось, покинул пределы Джавахети.
– Вот так просто ушел? И ничего не потребовал?
Нифонт усмехнулся:
– Ну почему не потребовал? Потребовал. Платить дань и выдать за него одну из дочерей севаста.
– И что Баграт?
– Баграт? – Воин пожал плечами. – Да кто же его знает? Нам о его решениях не докладывают…
Половина уцелевших ратников стояла здесь же, в Цунде. По моему приказу воины Нифонта бросились поднимать стоящих на постое греков, хотя грузины и начали возмущаться. Да не тут-то было! После всего пережитого этой зимой, начиная с разгрома Алп-Арсланом и заканчивая известием, что Баграт «присвоил» моих людей, в сердце кипела лютая ярость, которая пока не нашла выхода. Поэтому одного выразительного взгляда и руки, демонстративно легшей на рукоять сабли, хватило, чтобы возмущенные охладили свой пыл. Конечно, против нас с Добраном они, может, еще что-то и предприняли бы, да только мой жест был сигналом для воинов Нифонта, также схватившихся за клинки. Пришлось грузинам отступить…
С монахами, немного напуганными нашей стычкой (впрочем, после бойни в скиту они и так потеряли душевный покой, хотя за спасение благодарили искренне), мы тепло распрощались у ворот собора на центральной площади города. Поднятые по тревоге стратиоты уже начали строиться здесь же, ровными рядами, со всем штатным оружием в руках. Восторженное, счастливое выражение их лиц растопило холодок в душе и невольно вызвало у меня улыбку. Дождавшись, пока построение закончится, я поднял руку – и негромкий гул над рядами воинов тут же стих.
– Приветствую вас, воины!
– Приветствуем тебя, стратиг!!!
Губы вновь невольно расплылись в улыбке при виде искренней радости и молодцеватой бодрости греков и немногих русичей. Поэтому я не смог говорить с ними жестко и зло, как планировал поначалу. В итоге получилось скорее пусть и строго, но торжественно:
– Стратиоты царя Ростислава! Вы храбро бились с превосходящим врагом, я горжусь вами!
Одобрительный гул побежал по рядам воинов.
– Но также вы утратили мужество при известии о моей гибели и побежали. В Древнем Риме, наследниками легионов которого вы являетесь, за такой проступок следовала децимация!
Кажется, воины несколько напряглись.
– Но мы не в Древнем Риме. И потому за это бегство наказания не последует.
Я сделал короткую паузу и, когда на лицах воинов уже появились улыбки облегчения, продолжил:
– Однако в следующий раз, если вы побежите, я лишу вас звания стратиотов. Вас – и ваших сыновей, и ваших внуков. А если враг нападет, так пусть на крепостные стены выходят ваши жены. Я верю, что за детей своих они будут биться мужественнее, чем их мужья-трусы!
Над площадью повисла тягостная, давящая тишина, и теперь мои слова разносились над ее пространством так, что каждое отчетливо слышно в любом ее уголке:
– Поймите, что бегством своим вы обрекли себя на гибель. Лишь Божья помощь в виде пошедшего в горах снега спасла вас от преследования агарян и скорой смерти под их клинками. Ибо спасающееся бегством войско уподобляется стаду бестолково мечущихся баранов, которых только догоняй да режь!
Сделав крохотную паузу, я продолжил говорить в звенящей тишине:
– Войско может отступить, организованно и под приказы командиров. Иногда такое отступление есть единственный шанс на спасение, как в тот черный день. Но и отступая, единая рать остается опасной для врага, наносит ему урон и заставляет бояться себя преследовать! Но стада беглецов никто не боится. Запомните это.
Окинув взором мрачных от стыда стратиотов, я вновь заговорил: