– Кто такой стратиг? Прежде всего человек, чья судьба находится в руках Божьих. А его воля нам неведома. Быть может, случайная стрела сразила бы меня в самом начале боя, быть может, сразит еще в будущих схватках. Но кроме стратига у вас есть и другие командиры! Это ваши десятники-лохаги, это сотники-декархи, тысяцкие-турмархи! Пока в войске жив хоть один командир, он – ваш вождь, он – ваш стратиг! А коли и он погиб, вы тут же должны выбрать своего нового вождя и слушать его команды в бою. Запомните, даже обреченная на гибель рать имеет выбор – умереть с достоинством, с честью, истребив как можно больше врагов, или же принять смерть подобно стаду скота, безропотно и безвольно!
Кажется, мои слова находят отклик в сердцах стратиотов – вон как подобрались, выпрямились, словно бы даже в плечах раздались…
– Запомните тот черный день, воины. Запомните его как урок и более не повторите своей ошибки.
В первые мгновения ответом мне была все та же звенящая тишина. Но потом тишину пронзил звонкий клич:
– Да здравствует стратиг Андреас!
И его поддержали десятки, нет, сотни возгласов! Какое-то время я слушал их, словно дивную музыку, но вскоре был вынужден поднять руку, усмиряя ликование стратиотов:
– Мне ведомо, что турмарх Никифор принял от грузинского севаста Баграта титул азнаури и теперь служит ему. Я его не виню! Не виню и тех, кто пожелает остаться здесь. Но кто по-прежнему верен мне и царю Ростиславу, кто вместе со мной желает отправиться в Тмутаракань – шаг вперед!
В едином порыве, монолитным строем вперед шагнула вся собравшаяся на площади фаланга. Как позже выяснилось, желающих остаться в Цунде и в Джавахети не оказалось ни одного…
Увы, к моему великому сожалению, о судьбе Дражко никто из спасшихся менавлитов толком ничего не поведал. Все участники боя в один голос говорили, что после моего ранения сеча у входа на тропу была зело яростной, ничего в ней не разобрать. В принципе подобное мы с Добраном и ожидали услышать, и оба в душе надеялись, что брат моего спасителя все же найдется, но… Сложилось так, как сложилось.
– Уйдите от нашей крепости! Иначе греки умрут!!!
Вот и пригодились мне уроки языка у монахов… Толстый, плешивый грузин-сотник истерично разоряется с надвратной галереи небольшого укрепления. Небольшого, но крепкого: оно представляет собой каменную башню, обнесенную деревянной стеной, и стоит на вершине холма, с отвесными кручами у основания острога.
Мое же воинство расположилось на расстоянии полета стрелы от частокола – нашей стрелы, выпущенной тисовым луком. Четыре больших деревянных щита, обвешанных мешками с землей, прикрывают восемь десятков бойцов штурмового отряда. На каждую группу заготовлено по две лестницы, за их спинами встала сотня стрелков – их дальнобойные луки при штурме наш главный аргумент. Правда, я очень надеюсь, что до приступа не дойдет, но… Без своих воинов, взятых идиотом-сотником в заложники, я не уйду. А если он настолько безмозглый, что претворит в жизнь собственные угрозы… Все кончится тем, что его кишки будут намотаны на эти самые ворота.
А ведь все начиналось совсем неплохо…
Остатки войска мы собирали по всей Джавахети, и повозиться пришлось немало, ибо отдельные десятки были разбросаны по удаленным поселениям и заставам. В большинстве случаев грузины пусть и с досадой, но отпускали моих людей. Но конкретно этот тупоголовый командир сотенного гарнизона разоружил и пленил три десятка стратиотов, а грузины под его началом изготовились к бою. Ретивый и тупой – крайне опасное сочетание, которое, увы, нередко встречается среди вояк!
Явный перевес сил на моей стороне: за полтора суток мы собрали в кулак все разошедшиеся по округе группы, четыре с половиной сотни стратиотов. К штурму мы подготовились всерьез, показательно, сбив деревянные щиты для прикрытия ударных отрядов и заготовив лестницы – но все это было лишь актом устрашения.
Но командир гарнизона вновь отличился: он приказал вывести плененных греков на стены и пообещал казнить их, как только мои воины двинутся вперед. И ведь похоже, что этот болван говорит всерьез!
Каким бы ярким ни было мое бешенство, но рисковать своими, чтобы пустить кровь обнаглевшему толстяку, я не стал. Нет, мы вернулись в поселение у подножия, которое и обязан защищать гарнизон местной твердыни. Жители в случае опасности должны были укрыться за его стенами, по крайней мере, подобные укрепления-кастроны разбросаны по всей Крымской Готии и служат защитой местному населению. Но по неизвестной мне причине люди попрятались в своих жилищах…
– Слушай сюда. Слушай внимательно, я скажу один раз. Если прольется кровь моих людей, на месте вашей крепости останется пепелище. Все твои люди погибнут. А за каждого убитого грека, плененного тобой…
Я прервался, сделав жест рукой. Ряды двух сотен воинов, стоящих чуть в стороне от переносных щитов, расступились. Вперед они вытолкнули женщин, детей, стариков, крепко избитых мужчин, пытавшихся схватиться за оружие, когда мы вошли в их дома… Хорошо хоть обошлось без потерь с обеих сторон. Пока обошлось.