Крест и посох

Это жгучая ненависть, почти материализовавшись в узкий пучок, все-таки долетела тоненькой жалящей стрелкой до князя-тюремщика, который обеспокоенно обернулся в сторону мальчика, но там все было в порядке — сопляк, заходясь в истеричных рыданиях, горестно брел по направлению к высокому резному крыльцу. Самого его видно уже не было, но плач слышался еще достаточно отчетливо.

Успокоившись, Глеб стал спускаться дальше.

Вот только если бы он увидел лицо Святослава несколькими секундами раньше, особенно его глаза, он бы не был таким благодушным.

Ощущение зрелости впервые появляется у людей по разным причинам.

В основном судьба подводит к этому рубежу постепенно, через ответственность за свой дом, за появившуюся семью, за мать, оставшуюся без кормильца, за собственное дитя, которое таращится на тебя бессмысленными глазенками.

Однако бывает и наоборот, резко, сразу, вдруг, как у Святослава, которого жизнь в одночасье поставила в такие условия, что вмиг забылись все прошлые ребяческие забавы.

Но уж в этом случае того, кто лишил детства — неважно, по злобе ли, а может, просто по глупой неосторожности, — уже никогда не простят. Не простят и не забудут, даже спустя годы и годы.

За такое мстят, причем жестоко.

А уж коли к этому добавляется еще и унижение, пусть вынужденное, то тем паче.

Святослав по натуре был добрым мальчиком, хоть и не таким, как учит Библия. Он был добрый по-славянски, то есть к друзьям. Врагов же у него до недавнего времени не было.

Сегодня появился первый.

Правда, тот еще не знал об этом, ну что ж.

— Тем хуже для него и тем лучше для нас, — повторил он шепотом отцовские слова и, окончательно успокоившись, широким, как у Константина, шагом, тщательно стерев все слезы с лица, зашел в покои своей матери, княгини Феклы, с увлечением белящей лицо новым составом, только что изготовленным специально для нее старым лекарем-азиатом.

* * *

Сыне же оного слуги антихристова Святослав, а во святом крещении Евстафий, бысть тож с младых лет толкаем беспутным своим батюшкой на смрадный путь греха и порока.

И на свово учителя во Христе благочестивийшега князя Глеба по наущению Константинову сей отрок злобу лютую затаиша и сердцем вельми жарко на него взъяришися.

Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 г.

Издание Российской академии наук, Рязань 1817 г.

* * *

Святослав же, сын Константинов, хоть и младень летами бысть, одначе о ту пору показаша всему люду резанскому разум свой здравый.

И ходиша он в поруб ко отцу своему с единою мыслию — яко бы ему батюшку-князя из желез вынути.

Из Владимиро-Пименовской летописи 1256 г.

Издание Российской академии наук, Рязань, 1760 г.

* * *

Пожалуй, случай со Святославом, сыном князя Константина, стал одним из последних, когда крестильное имя упоминалось исключительно в летописях, да и то изредка и не во всех.

В остальной же литературе встретить имя Евстафий, а именно так нарекли в христианстве Святослава, невозможно.

В этом усматривается немалое влияние отца, который имел кумиром одного из первых Рюриковичей и, назвав своего сына его именем, очевидно, мечтал, что тот будет достоин его славы.

Будущее покажет, что Константин серьезно ошибался, но, во всяком случае, твердость характера и целостность натуры его сын сумел проявить уже в детстве, в тот памятный год, когда его отец оказался в плену.

Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности, т. 2, стр. 120. Рязань, 1830 г.

Глава 14 Любитель хороводов