Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь

Пытаясь срочно исправить положение, по настоянию националистов нацисты заключили в мае 1942 г. митрополита Пантелеймона под домашний арест в Жировицкий монастырь и передали управление Церковью архиепископу Могилевскому Филофею. Он тоже противился вначале всяким нововведениям на том основании, что не имеет права принимать решение без ведома митр. Пантелеймона. Владыка Филофей управлял по каноническим правилам, как законный заместитель митрополита. Существуют свидетельства о его мужественной гражданской позиции в годы войны. В некрологе архиепископу указывалось: «Особая заслуга его — спасение тысяч еврейских детей, которых он крещением оберегал от смерти в гитлеровских газовых камерах» [911].

Еще 30 июля 1942 г. архиеп. Филофей писал генеральному комиссару Белоруссии о ненужности излишней торопливости в введении автокефалии: «Это очень важное и ответственное положение, требующее точности и правильности церковных канонов Священной Вселенской Православной Церкви… Нас торопят в этой работе…» [912]Однако 5 августа он был вынужден издать распоряжение о созыве собора для официального провозглашения отделения Белорусской Церкви от Русской. Собор проходил в Минске 30 августа — 2 сентября 1942 г. На нем присутствовали 3 архиерея из 5 и представители только 2 епархий, и то в большинстве по назначению. Некоторые священнослужители не смогли вовремя приехать из-за вмешательства оккупационных властей. Митр. Пантелеймон и архиеп. Венедикт были в Минск не допущены. Собор выработал новый статут Белорусской Церкви, утвердил мероприятия по достижению автокефалии и белоруссизации: созданию Священного Синода, завершению организации епархий, открытию Минской семинарии и т. д. В обязанность всем священникам вменялось выучить белорусский язык и сдать по нему экзамен до 1 октября. В имперскую канцелярию была отправлена телеграмма: «Фюреру Адольфу Гитлеру. Первый в истории Всебелорусский Православный Церковный Собор в Минске от имени православных белорусов шлет вам, господин рейхсканцлер, сердечную благодарность за освобождение Белоруссии от московско-большевистского безбожного ига, за предоставленную возможность свободно организовать нашу религиозную жизнь в форме Святой Белорусской Православной автокефальной Церкви и желает быстрейшей полной победы вашему непобедимому оружию» [913].

И все же, хотя в постановления собора и вошло навязанное ему заявление о независимости Белорусской церкви, было поставлено условие, что «каноническое объявление автокефалии наступит после признания ее всеми автокефальными Церквами». Все три архиерея, присутствовавшие на соборе — архиеп. Филофей, еп. Афанасий (Мартос) и еп. Стефан (Севбо) были против автокефалии и не согласились с требованием оккупационных властей и белорусских националистов о ее немедленном введении. Иерархи прекрасно понимали, что получить письменное признание от глав Православных Церквей в разгар мировой войны будет невозможно. Этот расчет полностью оправдался. Послания главам других Церквей были составлены, переведены, переданы германским властям для пересылки только через год и так и не отправлены. После собора сопротивление белоруссификации продолжалось: автокефалия никогда не упоминалась ни в церковных документах, ни в официальной печати. А в мае 1944 г. архиерейская конференция Белорусской Церкви объявила постановления собора 1942 г. недействительными на том основании, что на нем отсутствовали 2 старейших епископа, которые не были допущены оккупационными властями [914].

Конференция белорусских епископов, проходившая 12–16 мая под председательством вернувшегося к управлению церковью митрополита Пантелеймона, была допущена нацистами в расчете использовать ее в пропагандистских антисоветских целях, в том числе для оказания воздействия на православных архиереев Балкан. Причем для усиления эффекта Министерство иностранных дел даже первоначально предлагало проведение совместной конференции православных архиереев Прибалтийского экзархата Московской Патриархии и Белорусской Церкви, но другие ведомства этому категорически воспротивились. Инициатива созыва совещания исходила от белорусских иерархов и согласно телеграмме генерального комиссара группенфюрера СС Готтберга в Министерство занятых восточных территорий от 5 февраля 1944 г. архиеп. Венедикт при поддержке Берлинского митрополита Серафима пытался созвать конференцию в Гродно, однако Готтберг настоял на Минске [915].