— Да нет, - ответила я вяло, - просто так… депрессия какая-то. Зима, наверное. Долгая зима в этом году.
— Ты и не причащалась в это воскресенье. Кризис веры?
Мы привыкли делиться друг с другом своими кризисами веры, сомнениями и всем прочим. Но у меня сейчас не было проблем именно с верой.
Да и почему они должны быть?
Священник только человек. Церковь с ее канонправом тоже состоит из людей. Откуда люди могут знать точную волю Господа? Толковать ее? Это излишняя дерзость…
Может, кстати, это вообще у нас все от гордыни. Совершенными быть хотим. Безгрешными. Истязаем себя. А честнее было бы признать свою грешную природу… как я вот сейчас признала. От человеческого, биологического - не убежишь.
Но как объяснить это Тавите? Она же фанатик, точно такой же, какой я была полгода назад.
А что ей остается, если человек, которого она любит, за полтора года лишь один раз был в отпуске, с ней? Да и то - они считали, что им разрешены только скромные поцелуи.
Правильно - сублимировать накопившуюся энергию.
Все эти мысли промелькнули очень быстро и, возможно, как-то отразились на моем лице, но я ответила вяло.
— Да исповедаться не успела. Задержалась на радиологии в субботу…
Тавита покачала головой. Я поняла, что она не верит мне. И то - раньше я всегда успевала исповедаться. С отцом Тимо у меня отношения близкие… были… я могла прийти и в неурочное время.
— Да это ладно, - сказала Тавита, - просто ты вот уже месяц, наверное… или даже с Рождества - ты какая-то в воду опущенная ходишь. Ну может, если ты поделишься, легче станет?
А интересно, если в самом деле рассказать - она пойдет доносить? Может, и не пойдет. Посмотрела на нашу трагедию с Агнес… Но я просто не хочу наваливать на нее эту ответственность. Связывать. Легче ничего не знать.
— Из-за Юли? - спросила она прямо. Я пожала плечами.
— Ну я понимаю, он,конечно, козел… Ничего не говорит. Играет на твоих чувствах… А ты, кажется, втюрилась в него еще сильнее, чем в Йэна.
— Да, - сказала я, - сама удивляюсь. Йэн такой положительный… а таких чувств не было.
А осталась - одна злость, подумала я про себя. В самом деле, как подумаю в последнее время про Йэна, так начинаю прямо его ненавидеть. Весь такой совершенный, правильный, всегда уверенный в себе и в своем деле… Просто нечеловечески правильный. Нереальный.
— А я его видела, кстати, - сказала Тавита, - вчера. Хотела тебе сказать. Видела у главного корпуса.
— Странно… - пробормотала я, - что ему здесь делать-то?
В общем-то, район у нас отдаленный, мы на отшибе. Нет серьезно - что он мог здесь забыть?
— Он стоял и смотрел на дверь. Два раза я его видела. Ходила в библиотеку. Вышла через двадцать минут - он все еще стоит и смотрит. Только в отдалении, я срезала через угол, мне надо было к морфокорпусу, поэтому я его заметила. Он около памятника стоял, незаметно так.
Тавита помолчала и добавила.
— Я хотела подойти. Но потом подумала, а зачем?
— Да, действительно… - пробормотала я.
(Это он меня искал… может, посмотреть на меня хотел. Он же не мог просто так сдаться - и все. И плюнуть не мог, ведь он же меня любил… любит…)
— Тавита, - спросила я тихо, - а когда это было?
— Около шестых где-то.
Я прикрыла глаза. Около шестых. Мы с Юлианом заходили в буфет в главном корпусе, перекусить. Я могла, в принципе, его увидеть, но мы шли с другой стороны, а Йэн - он все-таки разведчик, и если Тавита говорит, стоял незаметно, значит, незаметно.
И он меня, значит, видел. Юлиан всегда меня обнимает за талию, когда мы идем вместе. Ну только при виде патруля, конечно, делает вид, что ничего такого не было. Мне это нравится, приятно, и вообще… почему мы должны что-то скрывать?
Я вообще не помню точно, когда мы там были, может, немного раньше? Нет, не вспомнить уже. Да неважно это, чего я так волнуюсь?
— Давай уже помолимся, - сказала Тавита, - время…
Я встала
Отврати лицо Твое от грехов моих,
И изгладь все беззакония мои.
Сердце чистое сотвори во мне, Боже,
И дух правый обнови внутри меня…
(пс. 51(50)
Тавита стояла чуть впереди меня, и я видела ее напряженную узкую спину, склоненную каштановую гривку волос. Она говорила монотонно, глядя в книгу:
Скоро услышь меня, Господи:
Дух мой изнемогает;
Не скрывай лица Твоего от меня,
Чтобы я не уподобился нисходящим в могилу.
Я подхватила, и было немного странно и даже противно слышать свой голос, правильно интонирующий и чуть взволнованный.
Даруй мне рано услышать милость Твою,
Ибо я на Тебя уповаю.
Укажи мне путь, по которому мне идти,
Ибо к Тебе возношу я душу мою…
(пс 143(142)
Укажи мне путь, Господи, подумала я, не вникая в смысл того, что дальше говорила Тавита, и что механически повторяли за ней мои губы. Укажи мне путь! Может, я неправа… наверное, я неправа, наверное, так, как я, нельзя, не надо. Но ведь я же все равно верю в Тебя и люблю Тебя! Даже если я очень плохая… я просто никто. Пожалуйста, Господи, открой мне Твою волю!
Тавита слегка подтолкнула меня локтем. Оказывается, мой слух зарегистрировал ее последнюю фразу "Христос умер за наши грехи", но вот ответить я уже не смогла.
— И воскрес для нашего оправдания, - быстро сказала я.