Крест Иоанна Кронштадтского

– Про жену не лезь, мое дело! – зло прошипел Тарас, пыхтя и пытаясь вырваться.

– Нет, Тарас. Не твое, а общественное. Так и в Уголовном кодексе записано. Хочешь с Уголовным кодексом познакомиться? – нажимая на руку так, что Тарас застонал, спросил Коля.

– Нет.

– Вот и хорошо. А ты, Валентина, не бойся, – кивнул он заплаканной женщине.

– Я бы на твоем месте вообще с этим козлом развелась и из квартиры его выписала, – посоветовала Валентине Клава.

– Погоди, ты у меня еще наплачешься, – неизвестно кому пригрозил Тарас.

– Это мы еще поглядим, – снова подворачивая руку, заметил Николай. – А теперь попроси прощения у Марии Николаевны и ребят и верни украденный керосин. Все знают, кто его ворует, так что нечего на ребят валить. Ах да! Завтра купишь два литра и вернешь, кому сколько должен. А не то из Москвы – вон.

Засыпал Николай в этот вечер, чувствуя себя героем.

Вспоминались ему восхищенные взгляды Леньки и Сережки, одобрительная усмешка Клавдии, тихие благодарные слезы тети Маруси и гордый, одобрительный взгляд бабули. Коля еще раз счастливо вздохнул и уснул безмятежным сном счастливого человека.

Глава 13

– Тася, что там о Маше Семизеровой слышно, нашлась она? – входя в комнату, спросила Наташа Гросман, худенькая эффектная блондинка, бывшая, по слухам, любовницей одного из членов совета директоров. Во всяком случае, она освещала для журнала премьеры в Большом, во МХТе и прочих театрах первой величины.

– Нет, – сухо ответила Таисия, которой равнодушие коллег к судьбе Маши казалось проявлением вопиющего жестокосердия и бездушия. Наташа была, пожалуй, первым человеком в редакции, кто за последние дни вспомнил о Семизеровой.

– Я знаешь что подумала, – присаживаясь на край Тасиного стола, проговорила Наташа, озабоченно сведя тоненькие выщипанные брови.

– Что? – не отрываясь от экрана компьютера, спросила Таисия.

– Помнишь, полгода назад вся Москва обсуждала нового пианиста, звали его как-то по-дурацки, то ли Аватар, то ли Астандар?

– Авантандир? – оторвалась наконец от компьютера Таисия, смутно припоминая лицо музыканта, обрамленное неестественными белоснежными, как горные вершины, волосами.

– Вроде, – кивнула Наташа. – Так вот, рекламная кампания была развернута нешуточная – СМИ, интервью, публикации, таинственно, загадочно, многообещающе. Мальчик лет десять жил в Непале, в монастыре, просветлел, его музыка – голос Вселенной, новое слово в композиции и исполнении, и все в том же духе.

– И? – начиная терять терпение, поторопила Наташу Таисия, которой нужно было срочно сдавать материал.

– Машку послали на концерт, она послушала мальчика, сразу же опытным ухом определила, что его гениальная музыка есть не что иное, как смесь Штокхаузена и Булеза, о чем и оповестила читателей нашего журнальчика. Статейка вышла язвительной, с фактами и остроумными выпадами, и Машку пригласили на ток-шоу на Первый. Мальчик с непроизносимым именем отстаивал там свою гениальность за бабки продюсера, какого-то малограмотного толстосума из провинции, купившегося на его враки. Машка на шоу не растерялась. Еще более развернуто и аргументированно доказала чистейший плагиат вместо буддийского просветления. Шоу вышло скандальным, музыкальная общественность еще неделю мусолила происшествие. А мальчик слился. Ходили слухи, что обманутый спонсор хотел из него нотный стан вырезать, да тот вовремя смылся, – с усмешкой закончила Наташа, покачивая стройной загорелой ножкой.

– И? – не очень любезно переспросила Таисия. Фигура у Наташки была роскошная, а ножки особенно. Таисия скосила глаза под стол на свои бледные, обутые в удобные, но без всякого изящества туфли, и с трудом подавила вздох.

– Этот парень еще в студии Машку едва не придушил, когда все окончательно поняли, что он шарлатан. Даже охрану пришлось вызывать, чтобы его оттащить. Он на всю студию тогда угрозы выкрикивал, – многозначительно приподняв брови, сообщила Наташа. – Ты что, шоу не смотрела?

– Нет, я вообще шоу не смотрю, – покачала головой Таисия.

– Зря. Бывает забавно. Так вот что я подумала, – продолжила Наташа, соскакивая со стола. – Тогда ему не до Машки было, самому надо было спасаться. А сейчас, вполне возможно, захотел поквитаться. Все-таки она своими разоблачениями лишила его тарталетки с икоркой.

Наташа удалилась, цокая каблучками, а Таисия, забыв о статье, обдумывала ее рассказ.

– Товарищ капитан, как вы не понимаете! – раздраженно говорила Таисия.

– Я не капитан, я майор, – недружелюбно поправил Таисию полицейский.

– Неважно, – отмахнулась Таисия, за что получила еще менее любезный взгляд. – Это же очевидный мотив! Она ему карьеру сломала, он теперь в мире шоу-бизнеса как прокаженный. Вы что не понимаете?

– Я все понимаю, – кивнул майор, но на его рыхлом с красными капиллярными прожилками лице не было и тени того самого понимания. Мутновато-зеленые глаза с откровенным нахальством смотрели прямо в глаза собеседницы, и читалось в них одно: «Отвали, достала».

Таисия проглотила закипавшее раздражение и, придав голосу максимум дипломатической корректности, проговорила: