Крест мертвых богов

– Возьмите, – Руслан протянул крест обратно. – А кто такой Олеженька?

Новое утро, казалось, не принесло никаких изменений в сложившуюся, молчаливо-размеренную жизнь, будто бы и не было ни вечера, ни разговора, только крест по-прежнему казался живым да теплым. Август, конец лета, а я и не заметил, как оно сгинуло, улицы в пыли, грязи и мелких до времени осыпавшихся листьях. Облезшие, какие-то обглоданные стены домов с темными пятнами окон, редкие прохожие, спешащие по каким-то своим важным делам, да запах тухлого мяса. И мухи кружатся, прямо целые облака мух.

 – Подыхает, – со странным удовлетворением заметил Никита, остановившись у обочины. Буквально в шаге лежал пес, беспородный, беспризорный, со всклокоченной, местами поеденной лишаем рыжей шерстью, блеклыми затянутыми катарактой глазами да разодранным ухом. Пес при нашем приближении не шелохнулся, похоже, ему было все равно, кто рядом с ним, худые бока натужно вздымались, из раскрытой пасти на землю стекали нити слюны, а длинные лапы время от времени вздрагивали, будто в судороге.

 – Подыхает, говорю, – повторил Никита. – Давно уже…

Он склонился над собакой, не снимая перчатки, провел рукой по хребту – пес ответил на ласку ворчанием да вяло оскалился.

 – Вчера тут шли, он лежал… и позавчера… цепляется за жизнь. Прям как я.

Озерцов вынул «наган» из кобуры и, приставив дуло к лобастой песьей башке, нажал на спусковой крючок. Выстрел, отраженный подслеповатыми стенами, прокатился по переулку, разрушая августовскую тишину. Озерцов же, убирая оружие, тихо сказал:

 – Может, и мне кто-нибудь… как срок придет… чтоб не мучился.

Не знаю, чем запомнился мне этот случай – жестокостью, которая по сути являлась проявлением милосердия, но все равно оставалась именно жестокостью, либо же странной обреченностью, послышавшейся мне в словах Никиты.

День этот, с самого утра заклейменный пролитой кровью, получил закономерное продолжение. Я не знаю, почему новость об аресте пятерых сестер милосердия и двух врачей нашего госпиталя, состоявшемся около десяти дней тому назад, дошла до меня только тогда. Вероятно, дело в той отстраненности и замкнутости, в которой я пребывал после смерти Оксаны. Или в моем собственном равнодушии к миру, но факт остается фактом – о деле, уже свершившемся и, по Гришкиным словам, закрытом, я узнал позже всех.

Выяснить фамилии арестованных не составило труда. Как я и предполагал, одним из врачей был Федор Николаевич Харыгин, а приказ об аресте был подписан лично Никитой.