Крест на чёрной грани

– Вот рыжая стерва! Чтоб ему… За что же он тя, Данила, невзвидел? Данила отмахнулся, скорчился, словно от боли, и, ощупывая своё тело, всё ещё лежал в немощи:

– Принеси, дедусь, снадобья… Чую: разрывается сердце…

– Мне не жалко, да снадобье-то тебе не нужно: здоров ты и невредим.

– Рази? – Данила шевельнул плечами. – А вот чую: в груди что-то вроде оборвалось.

– От испугу, надо быть, что приключилось.

Данила замолчал, сосредоточился, прислушиваясь сам к себе, успокоился – ничего страшного. Всполошила опять пропажа драгоценного клада. Это о нём всё время допытывал рыжий Гришка, не давал покою Даниле.

– Поделим, Севастьяныч, россыпь.

– Нет у меня ничего, Гриха.

– А слышно было, не раз ходил в Саяны.

– Ходил. За зверем.

– Не затем, было слышно, ходил… Золото приносил… Вижу, как по ночам стережёшься. Сознайся… Мне твоего добра много не надо.

После разговора с Гришкой Данила, почуяв недоброе, перепрятал добычу. Вовеки не увидеть её пришельцу! Придумка Данилы ловка. Не соблазнится Гришка украсть кожаный мешок с пшеничным зерном, куда опустил золотую россыпь.

Выследил каким-то образом бес рыжий, куда ходил проверять Данила свой тайник. И вот пришёл час: Гришка вытянул из укромного местечка ссыпанные по-крестьянски в холщовый мешок золотые камешки и утёк на Даниловом молодом быстроногом мерине.

Решение Даниле пришло тут же, как удалился от двора так и не понявший ничего толком Феопент. Надо пойти по Гришкиному следу. Не скрыться бандюге! Данила исходил всю тайгу, знает чужие тропки и свои наторил. А Гришка – пришелец, в тайге слепец.

О своём намерении Данила никому не сказал. Обмолвиться, значит, открыть тайну и самому подтвердить, что в один счастливый миг он, Данила Севастьянович Егоров, в глухом затерявшемся в безбрежных Саянах распадке открыл не открыл, а нашёл золотоносную россыпь. В таком местечке, где до него человеческая нога не ступала. Он, Данила, хозяин своей находке и распорядится по своему усмотрению. Здорово мужику подвалило… Подвалило и отвалило…

Собирался Данила в дорогу недолго, бросил в суму суток на трое харчей, закинул за плечо берданку – и восвояси. Перед самым отходом наказал Саньке, сынишке, стеречь дом и ни перед кем шибко не распространяться, где отец. Отправился в тайгу посмотреть капканы – и всё. Когда придёт, неизвестно. Уже у калитки вспомнил Данила о Чёртике, спустил с цепи, рукой махнул в сторону тайги: туда… Пёс, чёрный, как ворон, с острым носом и длинными ногами, с радостным визгом выпрыгнул из ограды и побежал, принюхиваясь к дороге.

Гришка с самого начала, как только вломился в таёжную чащу, взял забросистой петлёй. Понял это Данила сразу, ибо Чёртик не мог ошибиться – обежал опушку полукругом слева, потом также – справа, в глубь, в глубь тайги – к Бутровскому хребту. Туда, безошибочно туда! Верный ориентир взял Гришка, видать, хаживал тут. Тропа самая доступная для конника, другой такой поблизости нету, и если осилить перевал, просто затерять след навсегда. Ошибся Данила, что Гришка рыжий – слепец.

Первую ночь провёл Данила в балагане, пристроенном под дуплистой столетней сосной. На заре, когда едва стала распознаваться голубеющей полоской тропинка, двинулся дальше. Шёл не торопясь, прислушиваясь к тайге, её разговору. Вот, кажется, тот отвилок, по которому вышел Данила к берегу безымянной речушки и напал на золотоносный родник.

…Берег остро скрежетал под ногами замертвевшей галькой, и Даниле показалось, что идёт он по волшебному скрипучему полу в пристанище каких-то таинственных существ. Вдруг глаза ослепил пучок яркого жёлтого света. Данила приостановился, отвёл взгляд в сторону – свет жёлтый пропал. Что за привидение? Не промаячило?.. Потом он снова, осторожно поворачивая голову, уловил встревоживший, отбрасываемый берегом, неотразимый луч света. Галька играет на солнышке, решил Данила и было успокоился. Такие, должно быть, здесь камешки – яркие, цветистые.

Не отвлекаясь от забавившей его мысли, он глянул себе под ноги и опять взяло недоумение: почему-то тут камни – обыкновенные камни. А ну-ка? Данила ускорил шаг. Укорачиваясь, искрясь червонными бликами, потянулся ему навстречу жёлтый лучик… О-о! Данила не смог удержаться от тревожного восторга и, ослеплённый мечущими в его глаза искрами, упал на берег, распластав руки. Это же золото!.. Золото!.. Данила опомнился от прикосновения к щеке холодноватой пёсьей морды, поднялся и собрал на ладонь несколько тяжёлых горошин. Попробовал на зуб, как бывало пробовал перед косьбой на спелость пшеничное зерно. Цветом то и другое походили, твёрдостью были неровня.

Некоторое время Данила сидел на гальке возле золотой россыпи, опасаясь пошевелиться. Он словно бы опасался, что от его неосторожного движения спрячутся волшебные камешки и грустно станет без их весёлых пляшущих искорок, доселе никогда не виданных. Чёртик лизнул руку, на ладони которой лежали золотинки. Данила с любопытством посмотрел в доверчивые пёсьи глаза и понял, что Чёртик зовёт его домой: находились, намаялись вдоволь – пора в обратный путь.