Крест на ладони

Марина вернулась в город первой и с нетерпением ждала звонка Евгения. Она уже набирала его номер, но телефон был недоступен. «Ну, где его носит так долго? Он же на машине, а не на трамвае». Она успела позвонить Андрею и пообедать в кафе. Кроме того, ей пришлось сегодня вычеркнуть Лидию и Светлану Рудых из списка кандидаток.

«А как было бы здорово, если бы Светлана Рудых оказалась Еленой Сушковой! Привлекательная блондинка, умница, после техникума еще и институт закончила, начальник отдела на заводе. Что ж, «еще не вечер». Отрицательный результат – тоже результат. Зато наметился сдвиг в поисках Елены Степановой».

Антонина Захаровна Рудых в свои 85 лет не блистала ухоженной красотой: расплывшееся лицо грушевидной формы над грушевидным расплывшимся телом, ноги – двумя столбами, толстые руки с крупными кистями, суставы пальцев болезненно расширены. За все время разговора она не вставала с дивана. Марину встретила и проводила двадцатилетняя девушка, видимо внучка, а потом она сразу удалилась смотреть телевизор в соседнюю комнату, откуда доносились визгливые голоса комиков, изображавших старух, и хохот зрителей. Едва начав разговор, Марина с радостью обнаружила, что Антонина Захаровна сохранила твердый ум и крепкую память. Вынув из-за буфетного стекла фотографию со своего юбилея, она не только назвала все даты рождения 10 детей, но также перечислила и внуков, которых Марина насчитала тоже 10. К тому, что к ней пришла пресса, она отнеслась как к должному:

–Небось, к выборам чего-то пишешь, я ж и мать–героиня и доярка передовая. Пиши, чего хочешь, только пусть твой депутат нам перед подъездом заасфальтирует, а то ходим по лужам.

История пожара оказалась совсем не такой, как представляли сотрудники «Сиблекса» и Марина. В тот день дома были самые старшие: Костя и Тоня – и трое маленьких: Вика, Нина и Павлик. Виновниками пожара были семилетняя Вика и шестилетняя Нина. Это они уронили керосиновую лампу. Костя и Тоня в стайке были, за скотиной ухаживали. Они получили ожоги, когда пытались младших детей из горящего дома вытащить. Павлика, тоже с ожогами, спасли, а девчонки со страха под кровать забились и, наверное, сразу в дыму угорели. Потому что не кричали и не отзывались. Трое средних: Вера, Надя и Люба – были в школе во вторую смену, а самые маленькие: Лида и Света – в яслях. Тогда брали в ясли даже до года. Взрослых поблизости почти не было, все на работе, потом только прибежали, когда все полыхало. Факел даже с фермы видно было. Тушили ведрами, бочка с водой с водокачки приехала. Залили, когда уже крыша рухнула.

– Павлик с тех пор заикаться стал. Мало того, что родовая травма была, еле выходила, тут еще пожар.

–Тогда понятно, почему он ваш адрес не смог найти.

–Кто? Павлик? Не смог? Да кто тебе такую ерунду сказал! Вот народ! Поди еще и отсталым назвали?

Марина уже не знала, как выкрутиться.

–Простите, но это не я с ним говорила. Я только с вашей внучкой Олей встречалась.

–То-то, что не ты! Ты – девка вежливая, симпатичная, одета по простому, он тебе бы все выложил, как на блюдечке. А мужиков, которые в костюмах-галстуках и смотрят свысока, он терпеть не может. Прикинется дурак-дураком: «Не знаю, не помню». Сама посуди, как бы он в школе мог учиться?

–В обычной? – уточнила Марина.

–Ну, конечно, не в этой, которая для отсталых. Что я – изверг, родного ребенка в дурдом определять? Пошел, правда, попозже, в восемь лет, и учился на тройки, но старался. А с шестнадцати лет отец его в пастухи пристроил. Нет, мой Павлик – не глупей прочих. Мало ли что злые языки болтают!

Марине кое-как утихомирила возмущенную мамашу, чтобы перейти ко второму вопросу. На Антонину Захаровну арест Сушковых не произвел особого впечатления.

–Никого зря не сажали, – категорически заявила она. – Раз из бывших дворян, могли что-то затаить. А что, скажешь, вредителей не было? Я помню, как в Кузоватове сгорел спиртзавод. Кто-то же его поджег? Ясно – диверсия. А вот девочку жалко, в лесу потерялась, такой страх перетерпела. Она же за родителей не в ответе.

–Их потом реабилитировали.

–Это что, простили, значит?

–Нет, прощение называется «амнистия», а Сушковых признали невинно осужденными.

–Вот видишь, кому положено, разобрались. Не виноваты оказались – признали.

–Да, только посмертно.

–Ну, что ж, лес рубят – щепки летят.

В планы Марины не входила политическая дискуссия, поэтому она поспешила спросить, кто, по её мнению, мог бы спрятать ребенка.

– Разве только Домникова Мария могла бы, она водилась с их бабушкой. Только как её можно было спрятать?.. Да и зачем?.. Ну да, чтобы в приют не попала. Семейная кашка, говорят, гуще кипит. Вот мои ребятишки росли веселые, дружные. Наварю чугун картошки – наедятся да носятся в прятки-догоняшки. Хоть детство видели. И всегда здоровые, румяные. А сейчас родят одного, нянькаются с ним, носятся, а он вялый, да скучный, да бледный. Да, о чем я говорила-то?.. Мария могла спрятать, да только Мария-то померла, не спросишь. До девяноста дожила – и померла. А ты дочку её спроси, Шуру.