Крест на ладони

Марина не стала уточнять, где он собирается смотреть, так как список притягивал её внимание. Расположение по датам помогло ей определить, что все девочки, кроме Лиды Рудых, должны были пойти в школу в один год. Это тоже мама подсказала, что в школу тогда принимали только в полные семь лет. Фамилии, имена и даты были написаны от руки, ручкой с пером, которую макали в чернильницу: периодически линии становились тонкими и бледными, потом снова – четкими, жирными. Написание букв и цифр было не современным, упрощенным, а со всякими непривычными завитушками, точками. Перед каждой фамилией стояла более светлая и широкая (видимо, карандашная) «галочка», означавшая «проверена». А внизу было дописано другим почерком и тем же карандашом:

«Помимо списка проверена:

Степанова Елена, фев.51, без док-та, в гостях у Домниковой М. П. с матерью Степановой А.С., проживающей в с. Кузоватово».

И подпись проверявшего.

– Как же эта Степанова Елена выкрутилась без документа?

– Ну, что Вы, как можно? Без документа её бы в два счета забрали. Но её родители, проживавшие в Кузоватово, предъявили метрику на следующий же день, от нее и отстали. А у нас эта девочка на первом месте в списке кандидатов.

– Почему?

– По двум причинам. Её бабушка, Мария Петровна Домникова дружила с Еленой Ивановной Сушковой. А ходили они друг к другу по тропинке за огородами, то есть лесом. А вторая причина: кроме дочери Александры Семеновны, по мужу Степановой, у Домниковой был сын, Эдуард Семенович, и работал он председателем Кузоватовского сельсовета. Это его подписью заверен список.

– Да, вижу. Значит, он мог сделать ей новую метрику и вписать в журнал регистрации?

– Теоретически – мог. Если оставалось свободное место, мог внести задним числом. Почерк совпал, чернила – те же, не подкопаешься.

– Да, это – новая для меня версия, я не думала, что метрику могли подделать. Но ведь кроме родной сестры, Александры Степановой, кто-нибудь еще мог попросить Эдуарда Семеновича о подобной услуге: по-соседски или за деньги?

– Маловероятно. Уж очень велик риск для обеих сторон. Другое дело – своя семья.

– Вы, конечно, искали Елену Степанову, а почему не нашли?

– Мы, собственно, еще продолжаем её искать. Владимир Степанов, муж Александры, жил в Ташкенте, а здесь служил в армии. После армии поженились, жили сначала в Шабалихе, потом в Кузоватово, а вскоре переехали в Ташкент. Странно, что их кузоватовские соседки разошлись во мнениях, сколько же детей было у Степановых: одна говорила, что трое, другая, что двое. Позднее к Александре перебрался брат, а потом они и мать увезли в теплые края. Теперь это – другая страна, запрос послали, но нам ответили, что указанные лица на территории Узбекистана проживали до 1990 года. А куда выбыли и живы ли, неизвестно.

«Хорошо, если живы родители. А сама Елена могла несколько раз фамилию сменить. Ей же в прошлом году 51 исполнилось. Она старше мамы. У нее не только дети, но и внуки могут быть».

–Да, вы сказали, она на первом месте, а кто на втором?

–На втором и третьем – погодки Рудых. Это была многодетная семья, десять детей. Отец – скотник, мать – доярка. Они в том году погорели. Родители были на работе, за младшими присматривали старшие дети-школьники. При пожаре погибли двое детей, (а, может, и трое) и почти все получили ожоги. Рудых временно разместили в клубе, а он располагался напротив дома Сушковых. Документы им выдали с их слов уже после 5 октября.

– То есть, они могли сказать, что умерли не трое, а двое?

– Да, и никто их особо не проверял, тем более – самых маленьких. Даже комиссары к погорельцам отнеслись с пониманием: нет документов, потому что сгорели. Непонятно только, зачем им лишний рот, чужой ребенок, восьмой по счету?

– Да ведь у многодетных потому и много детей, что они любят их и не считают обузой. Может, просто пожалели девочку. Может, она к ним в клуб сама забрела. Или её бабушка успела привести.

– Ну, Марина, у Вас и фантазия! А я, признаться, думал, шеф просто от нечего делать в этой семье ищет.

– Ну, и что, нашёл?

– Пока – нет. Изо всей большой семьи в деревне остался один Павел Рудых, которому было в 52-м году всего 4 года. Пожар он помнит хорошо, а дальше, примерно до школы – провал в памяти. Родители уже умерли, другие дети – по всему свету разлетелись, он с ними не переписывается. Их после пожара осталось шесть сестер и два брата. Старшего брата уже нет в живых, а сестры, вроде бы, живы. Жена Павла обменивалась с ними открытками, но она умерла, а он даже адресов не смог найти. Сказал только, что Света в Прибалтике, а Лида – в Белоруссии, а может, и наоборот. Обе замужем, а новых фамилий не помнит.

– Он что – умственно отсталый?

– Да, есть немного.

– Жаль. И что же теперь делать?

– Да ничего не поделаешь, остается ждать откликов на публикацию. Кстати, был звонок от одной читательницы, преподавателя Университета. Она говорила о своей коллеге, некой Жуковой Анне Викторовне, мать которой родом из Шабалихи.

– А как девичья фамилия матери, не спросили?